шуршащей слюдой.
Сказочный, необычайный лес.
Тропинка нырнула под дерн и кончилась. Я вышел на опушку. Травы в теплой ночной росе сбегали вниз, и там облачной массой шевелились плотные кусты. Впереди, отдельно от всех, скорчив угольные сучья, стояло большое, сожженное молнией дерево. На нем сидел ворон величиной с петуха и чистил отливающие металлом гладкие перья.
Заметил меня — с хитрым видом прижал к крылу лысую плоскую голову.
— Пр-ривет, Ар-ркаша! — нечисто, по-птичьи, сказал он.
Меня звали иначе, но я не стал спорить. Из дышащих сырым туманом кустов навстречу мне вышел человек в расстегнутой рубахе и приветственно махнул рукой.
Это был Антиох.
На закатанных до колен джинсах его поблескивали медные заклепки.
— Я тебя ждал, — быстро сказал Антиох. — Никогда не верил, что лишь один найду эту дорогу. Кто-то должен был прийти следом.
Он совсем не изменился: те же дикие волосы, лихорадочные глаза, движения — будто опаздывает на поезд.
— Где это мы? — поинтересовался я.
Я почему-то воспринимал все вполне естественно.
Антиох поднял странные серые брови.
— Не понимаешь? Ну — научный сотрудник…
Птичьи крики таяли в погасшем небе. То, что я принимал за кусты, оказалось зарослями крапивы. Она взметывалась выше головы, совершенно черная и глухая, в ядовитой бахроме, листья и стебли были редко опушены стеклянными ворсинками. Крапива струилась по обрыву, и в ножевых просветах ее плескалось яркое серебро воды.
Наверное, дальше находилось озеро.
— Я иногда ловлю рыбу, — загадочно сказал Антиох. — Просто руками. Ты не можешь себе представить: погружаю в воду и ловлю. Тут есть карпы в метр длиной. Им по двести лет. У них чешуя — золотая. Я возьму за жабры, вытащу — они пучат глаза, в первый раз видят человека. Даже не уплывают, стоят около ног.
Он отступил ближе к темным зарослям. Я невольно шагнул за ним.
— Или змеи. Здесь есть удивительные змеи — зеленые, даже изумрудные, с красными глазами, или голубые, как лазурь, и тоже с красными глазами. Я поднесу к лицу плоскую мордочку, загляну в зрачки — тихая, невозможная тоска… А как они стремительно ползают — ни одного лишнего движения — зеленый ручей и рядом голубой ручей… И мудрая птица Ворон — тысячу лет сидит на этом дереве…
Антиох медленно жестикулировал.
— У вас тут безумная девица носится верхом на свинье, — предупредил я. — Следовало бы приструнить. Сарматию ей, значит, вынь да положь.
Он замер, держа в щепоти невидимый предмет. Сказал скучновато:
— Жалко ее. Бедная неграмотная девушка. Кто-то описал — теперь мучается.
— Где мы? — опять спросил я.
Антиох радостно хмыкнул.
— Еще не догадался? Тогда посмотри: Рыбы, Вода, Трава, Звезды. Живое и неживое — все вместе. Помнишь, мы приходили к тебе и говорили о бессмертии?
— Ты умер — конечно, помню…
— Ах — нет…
— Похоронили отлично, — заверил я. — Можешь не сомневаться. Я бы на твоем месте остался доволен.
Антиох обернулся назад, где ждал черный обрыв и больно, из последних сил, светила мягкая, прохладная вода.
— Это оно и есть — бессмертие… зубчатым лесом, над туманом, стелющимся по озеру, страшно, как во сне, зажглась большая волосатая звезда, за ней — вторая, третья…
— Зовут, — сказал Антиох. — Видишь — зовут…
Попятился, раздвинул крапиву.
— Идем.
У меня приросли ноги.
— Думаешь жжется? — спросил он. — Верно, жжется. Жжет насмерть.
Беззвучно распространялся в небе великолепный звездный пожар.
— Не могу, — выдавил я.
Я действительно не мог.
— Идем, идем…
Антиох отступал все дальше. Осыпанные стеклянным ворсом листья затягивали его.
Ворон на обугленном дереве щелкнул крыльями, тяжело поднялся в воздух, переваливаясь, точно падая, пролетел у меня над головой, разевая роговой клюв.
— Дур-рак ты, Ар-ркаша!..
Очнулся я на полу. Нос у меня расплющило о паркет, локоть неестественно вывернулся, на лбу появилась острая шишка. Наверное, я здорово кувырнулся.
Грудь прямо раздирало: не хватало воздуха, словно я неделю не дышал.
Я шевельнулся, и сотни крохотных коготков вонзились в легкие.
Было не двинуться.
Кое-как я все-таки дотащился до кухни. Пил долго и жадно, наваливаясь на раковину, мочил затылок под краном. Потом сильно размял лицо вафельным полотенцем и выхлебал всю заварку из чайника.
Немного отпустило. С разъеденного потолка шлепались капли. Здесь тоже потекло. На стене, под краской, вырос безобразный пузырь, из которого сочилась меловая струйка. Я притащил ведро и подставил.
Струйка не попадала. Таз в комнате переполнился, и я вылил его. Открыл форточку. В квартиру ворвался оглушающий грохот дождя. Хлестало по мокрым крышам, клокотало в трубах — содрогалась ветряная темнота.
Под настольной лампой в круге света белели три аккуратные страницы. Меня будто током ударило.
«ВОРОН»!
Абсолютный текст!
Это — Антиох. Бессмертие ему понадобилось. Вот и получил бессмертие.
Страницы лежали спокойно и тихо. Я смотрел на них, словно живая крыса выскочила на стол.
Диагноз у Антиоха был — асфиксия. Он перестал дышать. Я это хорошо помнил. Асфиксия. У меня болело в груди. Коготки еще покалывали.
Абсолютный текст!
Дождь за черными стеклами ревел и ревел, выматывая душу.
Я сел, зажмурясь, на ощупь придвинул теплые страницы, крепко взялся руками за край стола. Сердце выскакивало. Конечно, проще было не лезть: выбросить и забыть напрочь. Но меня разбирало любопытство. В конце концов, что может случиться? Я уже вернулся оттуда. Только одну строчку, всего одну, не больше. Чмокало в тазу, звенели оконные рамы. В прошлый раз все началось с того, что потускнела лампа. Это следует иметь в виду — как только свет начнет гаснуть.
Главное, не зарываться.
Я распахнул глаза.
Итак.
В верхней части страницы крупными буквами было напечатано — «ВОРОН».
Ниже стоял эпиграф: «Кто кричит ночью?»
Я очень осторожно перевел зрачки.
Ворон на обугленном дереве щелкнул крыльями, тяжело поднялся в воздух, переваливаясь, точно падая, пролетел у меня над головой, разевая роговой клюв.
— Дур-рак ты, Ар-ркаша!..
Я находился на берегу озера. Берег был песчаный, заросший скудной осокой. Неимоверной кручей нависал обрыв, и по верхней кромке его над дремучим бурьяном сияли волосатые звезды.
Зашуршала жесткая, нищенская трава.
Антиох протянул мне руку.
— Вернулся. Я так и знал, что ты вернешься.
Рядом с полузатопленной корягой воткнулась в песок легкая лодка.
— Садись, я тебя отвезу.
— Куда? — спросил я.
На дне лодки стояла вода.
— У меня есть дом, — увлекая меня, сказал Антиох. — Ты сам все увидишь.
Далеко, на той стороне, призывно горели два желтых окошка.
— Эта дверь всегда открыта…
— Не хочу, — слабо сказал я.
Он засмеялся, обнажив зубы.
— Там тебя ничто не держит. Тебе нечего терять. А здесь ты будешь жить вечно.
Звезды сияли,
