а выше — побелены. Потолок без отделки представлял из себя обычные бетонные перекрытия, с которых свисали на длинных металлических струнах лампы дневного света. Пахло в кабинете примерно так же, как на всём остальном этаже — старыми бумагами с примесью специфического запаха шпал, вернее того, чем шпалы пропитывают. Одним словом — всё было почти ровно так же, как я это запомнил.
Заперев за собой дверь, быстро сняли верхнюю одежду, я осмотрел себя в зеркале на обратной стороне дверцы шкафа — немного помятая за ночь рубашка, прикрытая жилеткой, брюки в полном порядке — стрейч и есть стрейч, а вот с кроссовками лучше было бы что-то придумать хотя бы на сегодня. Контраст по сравнению с папой был — он всегда приходил на работу в идеально отглаженных брюках со стрелками, рубашке с иголочки, в пиджаке и в галстуке. Мне, к сожалению, не передалась по наследству такая опрятность, да и в среде студентов-программистов того времени костюмы популярностью не пользовались. Порывшись в шкафу, папа достал и дал мне свою сменную обувь, а сам остался в уличной, быстренько почистив её щёткой.
Первым делом я, без спросу, начал устраивать себе рабочее место. Мне требовалось как минимум две розетки, стул и рабочая поверхность. Сидеть лучше всего было лицом к входной двери, чтобы видеть всех входящих. Я отодвинул немного стол от окна, просунул с торца стул и уселся спиной к окну, попутно нащупав под столом сетевой фильтр на 220В. Быстренько извлёк из рюкзака блок питания для ноутбука, кабели USB-C и USB-A, портативный жёсткий диск. Положил на стол ноут, прикрыв его от взоров входящих перегородкой из толстенный папок-скоросшивателей.
Папа взирал с недоверием на эти манипуляции, в итоге, не выдержав, спросил:
— И что это ты делаешь?
— Подключаю оборудование своё, мне надо зарядиться и сделать несколько очень важных вещей, прежде чем смогу тебе что-то интересное показать. Давай, пока я буду заниматься, ты тоже времени не теряй и подумай, где мне можно устроиться жить с минимальными затратами и неудобствами для тебя лично и семьи. Может есть кто-то на заводе, кто сдаёт квартиру, например, недорого, или по-дружбе может помочь?
— Ну, я примерно уже думал, пока вроде никого нет, разве что у Антоныча поспрашивать ещё…
— Поспрашивай, мне сейчас любой вариант подойдёт, хотя бы на недельку, дальше я должен уже придумать, как устроиться так, чтобы вам не мешать, — почувствовав молчание, я поднял глаза и увидел сильное смущение во взгляде, примерно понимая его природу.
Для него, как для главы семьи, 90-е были крайне сложными, когда постоянно не хватало денег и продуктов, когда могли не выплачивать зарплату и менялась сама структура привычного уклада жизни. Только самые беспринципные, самые ушлые, самые проворные и смекалистые успевали устроиться так, чтобы собирать рыночную «прибавочную стоимость», торгуя, перепродавая, обмишуривая своих же сограждан, не способных мгновенно перестраиваться на рыночные рельсы. И папа был как раз не из таких. Это всегда был классический советский интеллигент, привыкший честно и ответственно выполнять свою работу, ожидающий достойного, заранее оговоренного гонорара за труд. Со временем, конечно, понабив шишек с различного рода «дельцами», хочешь или не хочешь, он научился верить делам, а не обещаниям, требовать заплатить авансом, и другим «трюкам» рыночной России, которые я лично в то время осваивал с первого раза и практически безболезненно. Попросту говоря, моё такое внезапное для всех появление, да ещё мой напор, с которым я просил помощи, явно угнетало его, так как лишних средств для помощи ещё одному «члену семьи», конечно же, не было. Сказать об этом прямо не давала внутренняя гордость.
Тогда-то я впервые осознал всё это и почувствовал себя законченным эгоистом. Для меня всё происходящее вокруг было не настоящим, каким-то виртуальным, прожитым, симуляцией, если хотите. Как будто я сам так решил, что главный сейчас я, что всё остальное вообще не важно, что мир вокруг — это лишь какой-то изощрённый способ испытать меня, показать что-то, изменить. Я даже провёл невольную параллель с фильмом «День сурка», когда главный герой мог играть человеческими жизнями и своей тоже, понимая, что на завтра всё повториться заново. Я видел в окружающем мире лишь инструмент, с помощью которого я как-то должен вернуться обратно. Да, и в сущности, я даже не задумывался о том, что испытывал папа, что на самом деле хотел спросить, я здесь играл главную роль, ведь это же я, в конце концов, из будущего и поэтому я кто? Бог? Только я решал, что расскажу, о чём промолчу, что попрошу сделать, чего попрошу не делать, и всё это я буду высказывать с высокомерной улыбочкой, мол «молчите и слушайте, что вам умный дядя скажет» и требовать, требовать помогать мне всем, чем только сможете.
Извиняло меня в собственных глазах только одно — в таком безвыходном положении я не бывал никогда, стресс и человеческий страх сыграли свою роль. Пока я не обеспечу себе минимально возможные условия для жизни, у меня в голове не должно быть посторонних мыслей. Всё остальное потом. Однако, в этой всепоглощающей гонке за собственное выживание я забыл о простой вежливости, не предложил ничего взамен на доброту и помощь, даже не дал никаких словесных обещаний, и мне стало по-настоящему стыдно. Нужно было срочно исправлять ситуацию, пока момент был подходящий, и моментально придумать, чем я могу отплатить за небольшую, по моим меркам, материальную помощь. Всё что было у меня с собой ценного: ноутбук, смартфон, жёсткий диск, были просто дорогими футуристичными сувенирами, продавать которые не хотелось бы, да и большой цены прямо сейчас за них не выручить, кроме как за смарт-часы. Это была вещь самодостаточная, нужная и единственная в своём роде. За обладание такой вещью даже олигархи могли вполне поторговаться между собой. Обидно только, что стекло циферблата было слегка поцарапано, но можно было вылечить полировкой.
— Папа Саша, — осторожно начал я заведомо ласково и спокойно, — я понимаю, что уже доставил тебе массу хлопот, ты уже много сделал для меня и стесняешься спросить, чем я могу помочь тебе, раз я такой всезнающий. Я ещё не придумал, как могу реализовать свои знания и умения, превратить их в деньги и помочь нашей семье материально, но прямо сейчас я скажу тебе — всё, что я имею, — оно наше общее. Всё моё — твоё. Всё, что я получу в своей будущей жизни, этим я обязан тебе и маме. Вот, возьми эти часы (и зарядку к ним), как знак того,
