взору Давыдова предстала небольшая квартирка в типовой многоэтажке. По-простому обставленная, она напомнила пожилому мужчине его первое совместное с супругой жилье. Скромное семейное гнездышко, где на свет появился их первенец Валентин. Однако в данное время это была совершенно другая квартира. С незнакомой планировкой и незнакомой обстановкой. Из-за плотно задернутых штор это жилище казалось мрачным, будто заброшенным. Но все поменялось, когда из коридора беззвучно появилась его хозяйка, невысокая, слегка полноватая женщина лет тридцати пяти, с длинной, сдвинутой на лицо челкой. Из-за царящего в комнатах полумрака ее внешности Давыдов сразу разглядеть не смог. И лишь когда незнакомка отодвинула занавески, и яркий солнечный свет ударил ей в лицо, стало ясно, кем она является на самом деле. Эти черты, форму носа, губ, цвет глаз, Степан Яковлевич узнал сразу.
Это была его дочь Анастасия.
Вот только, как и увиденный предпринимателем, некоторое время назад Андрей, она смотрелась заметно повзрослевшей. Не меньше, чем на десяток лет. Не ускользнуло от внимания пожилого мужчины и другая деталь. Длинная, спадающая ниже уровня бровей челка скрывала серо-синий синяк, уродливым пятном расплывшийся над щекой женщины.
— Настя?!.. Настя! — выкрикнул Давыдов, позабыв на секунду о том, что он невидим и неслышим для окружающих. — Что с тобой такое? Почему ты так выглядишь? Ты располнела. Выглядишь старше.
— Ох, какой же ты непонятливый, дядя! — всплеснул руками маленький спутник пожилого бизнесмена. — Я же говорил тебе, почему так бывает. Время. Оно никого из людей краше не делает.
— Но откуда у нее этот фингал под глазом? — возмутился Степан Яковлевич. — Ее избивали? Кто?
— Это прощальный подарок ее последнего ухажера. — ответил мальчик, обиженно нахмурившись. — Она выгнала его на днях. Навсегда. А ведь этот плохой дядя ей еще и изменял. Но тебе же не должно быть до этого, ровным счетом, никакого дела.
— Почему?! — Давыдов угрожающе склонился над своим собеседником. — Она моя дочь!
— А раньше ты говорил иначе. — усмехнулся мальчуган, хитро посмотрев на бизнесмена. — Ты говорил, что она взрослая, что может сама все решить. С кем ей быть и как жить.
— Так она мне говорила. Каждый раз, когда я пытался учить ее уму-разуму.
Степан Яковлевич выпрямился и стал недовольно расхаживать из стороны в сторону, все время, поглядывая на хозяйничающую по дому Анастасию.
— А ты решил, что раз так она говорит, то ты можешь спокойно отойти в сторону? — заявил ребенок с таким видом, словно он умудренный годами старец. — Или еще лучше, вообще откреститься от нее, бросив на произвол судьбы в тяжелый момент.
— То, что она забеременела, это ее проблемы. — фыркнул Давыдов. — Предохраняться надо, если детей заводить не собираешься.
— Легко тебе говорить. Ты ведь мужчина. — неодобрительно покачал головой мальчуган. — А ей пришлось аборт сделать. В одиночку растить ребенка, сложное дело. А хороших кавалеров она так себе находить и не научилась. Нормальных соискателей отметала прочь. Ведь они такие скучные и правильные. Зато выбирала веселых и разбитных. Однажды она сошлась с таким весельчаком и даже довольно долго жила с ним. Снова забеременела. Собиралась стать мамой. Да и ее партнер был совсем не против отцовства. Вот только любил он выпить. А как напьется, то становился злым и руки распускал. Как-то раз он избил твою дочь очень сильно, и она потеряла ребенка. Сама едва не умерла. Плохого дядю того, конечно, отправили в тюрьму, но твоя дочка теперь не может иметь детей. Так она и оставалась одна по жизни. И жизнь у нее эта не сложилась. Постоянные смены кавалеров, алкоголь…
— А где же был я?! — воскликнул Степан Яковлевич, подскочив к своему малолетнему собеседнику. — Ты так и не ответил на этот вопрос!
— А ты не хотел ее видеть. Разве ты забыл, дядя? — с невозмутимым спокойствием ответил мальчик. — Она просилась обратно, еще тогда, когда забеременела в первый раз. Ты отказал ей. Рассорился со своей дочерью в пух и прах. Вот она и не желала возвращаться в родной дом, пока ты был там. Из ненависти к тебе. За то, что ты не помог, хотя и должен был это сделать, как отец. Потом, гораздо позже, ее звала обратно мама, но твоя дочь и тогда не пошла. На этот раз из-за стыда. Она не хотела, чтобы кто-нибудь знал, как низко она пала.
— А я? Куда я подевался? Говори же, наконец! — взмолился Давыдов, опустившись на колени и схватив стоявшего перед ним ребенка за плечи. Мальчишка некоторое время молчал, глядя на пожилого мужчину глазами полными негодования.
«Ну как же ты до сих пор не догадался? — в буквальном смысле слова кричал взгляд лучистых детских глазищ. — Ты ведь взрослые человек. Ты должен знать такие вещи. Неужели тебе надо сказать все это на словах, чтобы ты наконец-то понял?»
Тяжко вздохнув и сокрушенно покачав головой, мальчуган заговорил тихим, почти лишенным эмоций голосом:
— А тебя нет. Как и меня. И по их меркам довольно давно.
Степан Яковлевич отпустил ребенка и, пошатнувшись, едва повалился на спину. По его моментально побелевшему лицу было понятно, что сейчас бизнесмен осознал нечто поистине ужасающее, некое, переворачивающее все с ног на голову откровение. С трудом удержав равновесие и, оставаясь в коленопреклоненном состоянии, Давыдов заметил, что находится не в скромной квартире типового многоэтажного здания, не в своем бывшем кабинете, а посреди уже знакомой ему белоснежной пустоты. Был здесь и его спутник, голубоглазый мальчишка. Он смотрел Степану Яковлевичу прямо в глаза, пристально, неотрывно, словно скважинный бур, проникая в самые глубины встревоженной души.
— Для них ты умер. — продолжал говорить ребенок. — Как и я. Вот только ты свой жизненный путь прошел от начала до конца, а я его даже и не начинал. Но, тем не менее, я не просто так поправил тебя, указав на правильную формулировку вопроса. КОГДА и ГДЕ. КОГДА это может случиться с нами. И ГДЕ окажутся наши близкие, когда нас не станет. Это вопросы будущего и, возможно, не столь отдаленного.
Давыдов по-прежнему не мог выговорить и слова. Его разум отказывался верить в то, что его больше нет. В то, что он больше не увидится со своей семьей, Что он оставил всех и всё на произвол судьбы. Не может такого быть! Он ведь мыслит, чувствует. Он еще ощущает собственное тело. Это не может быть концом всего!
— Я вижу смятение в твоем взгляде. Ты не хочешь мириться с произошедшим. Но этого и не нужно. — мальчуган подошел вплотную к стоящему на коленях пожилому предпринимателю и положил свою ручонку ему на щеку. — Ты еще жив,
