девять лет, — отвечает Танигути.
По дороге на вершину Пятьсот Онода спрашивает, нельзя ли сделать крюк. Он хочет забрать свой фамильный меч из тайника в стволе дерева. Меч в идеальном состоянии, ни малейшего намека на ржавчину. На лезвии вспыхивает солнце. Позже Онода признается, что до последнего надеялся, что майор доверительно наклонится и объяснит, что все это лишь театральная постановка, чтобы испытать его стойкость.
ЛУБАНГ,
ВЕРШИНА ПЯТЬСОТ
9 марта 1974 года, 10:30
Лысая вершина выглядит иначе. Недавно возведенная радиолокационная станция изменила ее очертания. Элитное подразделение филиппинской армии ожидает их на позиции. Танигути первым выходит на открытое пространство, за ним следует Онода. Командир отдает приказ, и подразделение берет винтовки на караул. Онода вдет строевым шагом, механически, словно все это лишь игра его воображения. В конце строя ждет самый высокопоставленный генерал филиппинской армии. Онода подходит к нему, отдает честь и передает винтовку. Затем на выпрямленных руках он протягивает меч, но генерал тут же возвращает его обратно.
— Самурай хранит свой меч, — отрывисто говорит он.
Онода выглядит так, будто не испытывает никаких эмоций, но позже он признается, что все внутри его кричало.
И вот еще что: вскоре после возвращения Оноды в Японию Норио Сузуки, как и планировал, отправился с экспедицией в Гималаи, чтобы найти йети. На Дхаулагири он попал под лавину и погиб. Хироо Онода немедленно выехал из Японии в Непал. В сопровождении шерпа18 он совершил трехнедельный поход, поднявшись на высоту более пяти тысяч метров по величественному южному склону могучего восьмитысячника. У могилы Сузуки шерпы возвели каменную пирамиду.
Носильщик Оноды снимает рюкзак.
— Вот его могила.
Онода чувствует, словно огромные кулаки обрушиваются на него с неба, будто непостижимая природа снежных гор, ледников и ущелий вот-вот разорвет его пополам. Он делает шаг к груде камней. Только трепетание молитвенных флажков напоминает о жизни. С лицом, столь же неподвижным, как все вокруг, Онода вытягивается во фронт. Облака на секунду пропускают робкий луч. Ни землетрясения, ни раскатов грома. Только тишина.
После того как Онода сдался, его доставили на вертолете в Манилу Президент Филиппин Фердинанд Маркос, который совсем недавно ввел в стране чрезвычайное положение, приказал повторить церемонию передачи меча в качестве большого медийного зрелища. Как и генерал, он сразу же вернул меч владельцу Оноде было приказано снова надеть потрепанную униформу, хотя в Лубанге он уже переоделся в гражданскую одежду Маркос объявил Оноде амнистию, потому что все эти годы он действовал как солдат. Жители Лубанга в последнее время считали, что под маской Оноды действуют переодетые агенты врага. Спустя годы он приехал в Лубанг с визитом и был тепло принят местными жителями. Однако споры об убитых им людях не утихают до сих пор19.
Когда весть об окончании одинокой воины лейтенанта Оноды прозвучала на японском радио, сердца всей нации замерли на целую минуту.
Однако Онода, которого встречала толпа репортеров, был глубоко разочарован консюмеризмом послевоенного японского общества. Для него Япония потеряла свою душу. Премьер-министр хотел принять его немедленно, но Онода отказался. Сначала он должен был встретиться с семьями погибших товарищей. Затем он переехал в Бразилию, куда эмигрировал его старший брат Тадао. В штате Мату-Гросу он вырубил участок леса и завел животноводческую ферму. Впрочем, большую часть года он проводил на родине, открыв там «Школу природы», частную школу, где в летних лагерях обучал школьников приемам выживания. Через два года после возвращения Онода женился, но детей у него не было. Он умер в Токио в возрасте девяноста одного года.
Онода долго отказывался от зарплаты, положенной ему за последние двадцать восемь лет службы. Только по настоянию семьи он согласился взять деньги, но сразу же пожертвовал их в святилище Ясукуни20. С середины XIX века здесь почитают имена двух с половиной миллионов человек, отдавших жизнь за родину Стоит отметить, что почитания удостаиваются также домашние животные, а кроме того, здесь чтят имена тысяч осужденных военных преступников. Последнее обстоятельство вызывает споры. По этой причине я не решался принять приглашение Оноды навестить его в святилище. Он хотел показать мне остатки своей изорванной униформы, которые там хранятся. Поскольку Оноду официально объявили погибшим в 1959 году, не получая от него известий и предположив, что он и Козуки получили смертельные ранения в засаде, где пал Симада, его имя уже много лет почиталось в святилище. Оноде потребовалось две недели, чтобы договориться с настоятелем, после чего меня официально пригласили. Я все-таки принял предложение, потому что подумал: разве может человек из страны, которая принесла такие ужасы другим народами людям, позволить себе выносить простые приговоры. Мы с Онодой сразу же сблизились и проводили время за долгими беседами. Я работал в джунглях в трудных условиях условиях21 и мог говорить с ним о вещах, о которых мало кто имеет понятие, и задавать вопросы, которые никто другой ему не задавал. Онода перевел мне песню, которую постоянно пел для самоободрения все эти годы на Лубанге:
Я могу показаться бродягой или нищим,
Но, безмолвный месяц, ты свидетель сияния моей души.
Во время долгой церемонии мы стояли на коленях напротив настоятеля. Отзвучали молитвы, затем настоятель повернулся ко мне. Мне переводили его слова, но у меня не осталось и следа воспоминаний о том, что он говорил. Наконец настоятель куда-то отправил монаха. Тот вернулся с плоской картонной коробкой, перевязанной шелковой лентой. Внутри лежала униформа Оноды, завернутая в упаковочную бумагу, словно драгоценное одеяние. Бумагу осторожно подняли, и я увидел форму, которую Онода тридцать лет носил в джунглях, снова и снова ее починяя. Воцарилось молчание. Онода попросил настоятеля разрешить мне коснуться формы. Я поклонился, монах вложил ее в мои протянутые руки. Настоятель обменялся несколькими словами с Онодой и призвал меня расправить и осмотреть форму. Я делал это с величайшей осторожностью. Я почувствовал, что в боковой части пояса что-то есть. Онода тоже это заметил и кивнул. Я достал маленькую бутылочку из коричневого стекла, похожую на те, что используют в аптеках для лекарств. В ней было пальмовое масло, которое Онода сделал сам. Он не знал, что после стольких десятилетий бутылочка все еще оставалась в его форме. Я почувствовал движение за спиной. Онода не встал, его словно вытолкнуло вверх. Все присутствующие, все еще стоя на коленях, почувствовали
