– маленькая келья с верхним окном. <…> В этой парижской мансарде меня встретила внучка Пушкина Елена Александровна… Её дочь Светлана забралась на кушетку и слушает нас во все уши, и смотрит во все глаза. Не так давно эта смелая девочка одна путешествовала к знакомым в Германию с документами на руках. <…> В моём путешествии к живым потомкам Пушкина есть странное и грустное утешение: может быть, оно в том, что и потомки поэта с нами в изгнании».
Иван Созонтович не преминул задать хозяйке вопрос о загадочном дневнике. Елена Александровна подробно поведала о нём: «С особым волнением и горечью я вспоминаю дневник деда. Этот дневник, хранившийся у отца, никогда не был опубликован. Перед войной Академия наук, занятая изданием Пушкина, просила у отца разрешение о выдаче дневника для опубликования. Отец отклонил тогда предложение: «Его ещё рано опубликовывать. И рано потому, что ещё живы дети тех, кого описывает дневник». <…> Я так и не читала его. Началась война, революция, события увели далеко из отеческого дома. <…> Дневник не был исписан до конца, и там было несколько пустых, слегка пожелтевших страниц…»
Наконец, спросив, где же ныне сам дневник, Иван Лукаш получил краткий и горький ответ: «Дневник пропал». Где и когда случилось то, Елена Александровна не уточнила, что позволило её собеседнику вынести горький вердикт: «Дневник Пушкина исчез бесследно, и внучка поэта совершенно не знает, где он теперь находится».
К парижскому периоду восходит тесное общение Елены Александровны с Сержем Лифарём, уникальнейшим человеком, танцовщиком, балетмейстером и настоящим полпредом русской культуры во Франции. По его просьбе внучка поэта вошла в Центральный Пушкинский комитет в Париже, занятый подготовкой юбилейной выставки.
На самой же исторической выставке «Пушкин и его эпоха», открывшейся в начале 1937-го, года печального юбилея, и ставшей ярчайшим событием культурной жизни русского зарубежья, Елена Александровна быть не смогла. Некоторые из принадлежавших ей прежде реликвий, приобретённые Лифарём, предстали на выставке ценнейшими экспонатами.
Александр Николаевич Пушкин, правнук поэта (в центре), Серж Лифарь (справа) с балеринами Гранд-Опера. Париж. 1937 г.
И вот что сам знаменитый танцовщик и не менее известный коллекционер вспоминал годы спустя: «В 1935 году я был поглощён организацией Пушкинской выставки, которая должна была состояться в Париже в столетнюю годовщину смерти поэта, и собирал повсюду экспонаты… Незадолго до этого я виделся с Е.А. Пушкиной-Розенмайер в Ницце, куда она приехала по возвращении из Африки. У неё оказалось несколько реликвий деда, в том числе его печатка, гусиное перо и ещё что-то. Всё это я у неё купил».
Следовательно, супруги Розенмайер, отплыв в Европу из Кейптауна, высадились во французском Марселе, оттуда добрались до Ниццы и через какое-то время вновь очутились в Париже.
Серж Лифарь страстно желал приобрести заветный пушкинский дневник, не жалея ни денег, ни времени на его поиски. Да и точка отсчёта, когда содержимое дневника могло быть предано гласности, неумолимо близилась, проступали абрисы того заветного года.
В статье «Ещё о смерти Пушкина» её автор Модест Гофман заверял читателей: «В 1937 году будет опубликован не изданный ещё большой дневник Пушкина (в 1100 страниц). Несомненно, что он прольёт свет на историю дуэли и драму жизни Пушкина, подготовившую эту дуэль; сколько мы знаем, однако, этот дневник ещё больше реабилитирует честь его жены, чем все те материалы, которые до сих пор были в распоряжении пушкинистов».
Удивительно: скептически настроенные государственные умы в советской России вдруг «одумались», резко включившись в поиск зарубежной Пушкинианы. Магическим для чиновников стало имя эмигрантки Елены фон Розенмайер: для будущей сенсации требовалось согласие владелицы дневника поэта. Последовали поручения Совета Народных Комиссаров своим представителям за рубежом отследить судьбу архивов, находящихся в ведении потомков Пушкина, и прежде всего его внучки Елены. Денег для приобретения раритетов не жалеть!
Но вот на след «неуловимой» Елены напасть не удавалось. Хотя Гофман извещал, что в июле 1929-го внучка поэта находилась в Париже: «Недавно Дягилев вёл с ней переговоры о приобретении пушкинской печати…» Но вот куда более важные строки его письма для продолжения поиска: «Дневник существует действительно, но заключает в себе не 1100 страниц, а около 150 страниц и находится в месте более близком к Ленинграду, чем к Парижу».
Упоминание о Северной столице не случайно, ведь одно время Елена Александровна утверждала, что дневник по её просьбе укрыт в Гельсингфорсе (ныне Хельсинки), где и находится в надёжных руках. Но и в Гельсингфорсе его не удалось отыскать.
Считается, что «Дело о розыске и покупке рукописей Пушкина за границей» прекратили в 1930 году. Однако найденное в архиве письмо Владимира Бонч-Бруевича (замечу, известного партийного деятеля, ближайшего помощника и секретаря Ленина, а позднее – первого директора Государственного литературного музея в Москве) к Елене фон Розенмайер доказывает, что надежда найти пушкинский дневник не оставляла советских деятелей и позже. После лирических изъяснений в любви к Пушкину он прямо приступает к делу: «Прошу Вас быть совершенно откровенной и написать совершенно просто: желаете ли Вы в настоящее время передать эти рукописи… если Вы пожелаете передать эти рукописи, то будьте добры точно определить ту сумму денег в долларах, которую Вы хотите за них получить и которая будет Вам выплачена совершенно немедленно, по Вашему согласию, при передаче рукописей». Письмо датировано маем 1932 года.
Увы, позднее прозрение… Неизвестно, получила ли то послание Елена Александровна, а если да, то каков был её ответ? Во всяком случае, к тому времени дневником она не владела.
Юбилеи
В начале 1937-го Елена Александровна покинула Францию: в те дни она пребывала в Англии, что известно из её же письма, адресованного в Париж в феврале того года: «Глубокоуважаемый господин редактор! Получила сочинение дедушки Александра Сергеевича и юбилейный номер «Иллюстрированной России», за которые приношу Вам сердечное спасибо! Так было приятно увидеть все фотографии моего племянника Григория, который сейчас на военной службе в России, я видела его в последний раз перед отъездом на юг из Москвы, когда ему было три года. В 1917 году. И я не имела ни малейшего понятия, на что он стал похож, так как писать туда я не смею. Теперь, благодаря Вам, я имею возможность в далёкой Англии провести много приятных часов, читая и перечитывая стихи и прозу дедушки… Если могу быть Вам чем-нибудь полезной здесь, в Англии, пожалуйста, дайте мне знать».
Думается, перед отъездом из России Елена Александровна приезжала в подмосковную Лопасню проститься с тётушками Гончаровыми и
