и готовились к очередному нападению. Раненое животное было гораздо выше их по росту, холка вздыблена, пасть оскалена. Оно стояло на покалеченных передних лапах из последних сил, хрипло дышало, перенося вес тела с одной лапы на другую, будто давая им отдохнуть.
Рык, таморы одномоментно бросились на раненое животное. Одному удалось вцепиться в бок своей жертве, смыкая зубы и вырывая кусок плоти. Животное взревело, его рык перешел в стон, затем в вой. Такой мне знакомый, что мое сердце на секунду остановилось. Что-то во мне всколыхнулось и я отмер.
— Ах вы суки!
Я кинулся в самую гущу, не раздумывая.
Я махал мечом налево и направо, разрубая таморов, и отпихивая их ногами.
— На одного напали, мрази.
Размах мечом и очередной труп отлетел в сторону.
От злости я не замечал ни страха, ни усталости.
Оглянулся на раненое животное. Оно наблюдало за мной, держась на лапах, привалившись целым от ран боком к дереву, и тяжело дышало.
— Ничего-ничего. Прорвемся! Держись дружище.
Таморов становилось все меньше. В лесу смешались визг умирающих тварей и мой мат. Я крутился на месте как юла, не позволяя им приблизиться ко мне и рубил, рубил. Пока не осталось ни одного.
Я тяжело дышал, оглядываясь по сторонам, а затем подошел к дереву, у которого стояло животное, и сел рядом. Животное настороженно смотрело на меня, мелко вздрагивая, то ли от боли, то ли готовое броситься на меня.
Я некоторое время глубоко дышал, приходя, затем повернул к нему голову:
— Ну ты как? Живой?
Животное молчало, тяжело дыша. Я не ждал от него ответа. Да если бы он мне сейчас ответил человеческим голосом, здесь в темном лесу, окруженный трупами, я бы реально обосрался.
— Нужно уходить. Идти сможешь?
Я встал. В лесу снова стало тихо и я услышал тихое копошение, как будто зашелестела сухая листва.
Животное медленно опустило низко голову и стало вытаскивать из-под брюха маленькие комочки. Я замер.
Так вот почему животное не убегало. Оно защищало своё потомство. Ну и соответственно это девочка- подруга стало быть, а не друг, как я думал.
Комочки лежали на снегу, не шевелясь. Она толкала их мордой и облизывала большим языком. Одно тельце было разорвано практически пополам, а мамаша все толкала его носом, пытаясь вернуть к жизни. Она тихо скулила, оплакивая свою потерю, а из глаз текли слёзы.
Я сжал зубы. Что сказать матери, потерявшей своих детенышей? Нет таких слов, чтобы успокоить убивающуюся от горя мать. И не важно, что животное. Материнская любовь у всех одинаковая, как я думаю. Видишь, плачет?
Два комочка зашевелились, а я облегченно вздохнул. А она продолжала толкать носом уже мертвые тела.
— Можно я подойду, посмотрю?
Она медленно подняла голову. В её глазах плескалась такая боль, что у меня сжалось сердце.
Я положил меч и медленно подошёл.
— Давай я посмотрю. Я не причиню вреда ни тебе, ни твоим детям. Но, если хочешь спасти оставшихся в живых, нужно уходить отсюда. Если придёт другая стая, им не выжить. Да и нам наверно тоже- мой голос был тихим и спокойным.
Она позволила мне осмотреть своих детенышей. Выжили только двое, остальные останутся здесь навечно.
Я аккуратно взял детенышей и положил их за пазуху, подобрал меч и обернулся:
— Пойдем. Нужно найти для вас безопасное место.
Она, шумно выдохнула, попыталась оттолкнуться от дерева и опереться на все конечности, но попытка не удалась. Она закрыла глаза и шумно вдохнула холодный воздух, раздув ноздри. Рывок и она, пошатываясь, встала.
Я уже собрался повернуться в обратный путь, как её лапы неестественно согнулись, и она рухнула, закатив глаза.
Твою ж мать! Она была без сознания. Что делать?? Вытащить её на руках не смогу и оставлять как-то не по-человечески. Я попытался приподнять её. Да куда там. Её размер превосходил мой практически вдвое.
Снял шкуру и разложил его на снегу. Схватил животное за холку и, пыхтя от натуги, потащил.
— Хоть бы не очнулась, иначе откусит башку по самые колени.
Кое-как затащил её на шкуру, схватил концы, поднатужился и потащил тушу. Из-за её веса, дело шло медленно. Я матерился, но тащил.
— Ты что ж такая толстая- то дорогуша? Стыдно женщине такой вес иметь- утер пот.
Хоть бы действительно не очнулась, а то ведь женщины везде одинаковые, услышит про вес и точно буду бежать отсюда, сверкая пятками. Ну и что, что животное? А кто этих баб знает?
Малышня тихонько копошилась, царапая мне живот остренькими коготками. Я успокоился на их счёт. А вот как я буду её на гору тянуть, очень большой вопрос! А если оставить у подножия горы? И что? Тащить её и бросить без сознания на съедение? Так лучше сейчас бросить. Внутри засвербело. Смогу бросить? Нет, не могу. Поэтому, э-э-эх дубинушка, ухнем. Э-э-эх родимая, сама пойдёт.
Пот тёк уже по спине, а мы подходил к реке. Я остановился, ища брод. В одном месте, шириной примерно в полтора метра, лед сковал поверхность реки, словно мостиком выстлав ледяную дорогу. Выдержит ли? Я зашел на лед и попрыгал. Лед под ногами даже не затрещал. Нужно рискнуть.
По льду дело пошло быстрее. Я рывками тянул тушу, останавливаясь на передышку.
— Ну надо же. Словно по заказу- подумал я, видя проплывающих рыбок под ледяным мостом.
— И ночное зрение выручило.
Подойдя к горе, сел передохнуть. Подошел к животному и поднес лицо поближе. До меня донеслось тихое, еле уловимое дыхание.
— Вот и хорошо. Вот и слава богу. Иначе малышня останется на мне, а что с ними делать, совершенно не представляю- облегченно выдохнул я-Ну что, вперед и с песней?
И начал затаскивать её на гору, обходя отвесные обрывы.
— Как она с тенями- то справится. С малышнёй проблем не будет. Нет у щенков страхов еще. Их глаза не открылись, чтобы насмотреться на этот мир и понять, как он опасен. А вот на счет их мамаши я сомневаюсь. Не обезумела бы от страха. Ладно. Я же справился, может и ей удастся.
Вот показался мой домик.
Вот тебе и здравствуйте. Я зашел внутрь.
А она вообще сюда влезет??? А то голова зайдет, а хм… зад на улице жить будет.
Стол придётся убрать. Взял меч и аккуратно срезал его и вынес на улицу. Взялся за концы шкуры и втащил бессознательное тело. Сел на кровать, пытаясь отдышаться.
— Ага. Шкура осталась под ней, а я теперь что, на голых досках спать буду? Да и достать не
