красивой и нарядной.
Сделав легкий макияж, собираю еще немного влажные волосы в пучок и накидываю сверху шарф, прежде чем взять свой телефон и спуститься вниз, на кухню. Дом тихий, значит, и мой свекор еще не проснулся.
Спокойно исследую шкафы и холодильник, думая, что наверняка в доме есть прислуга, ведь все выглядит так, словно здесь часто готовят. Даже есть контейнеры с остатками приготовленной ранее еды.
Определившись, принимаюсь нарезать овощи для яичницы и ставлю тушиться мясной фарш, чтобы сделать начинку для блинов. Надеюсь, хотя бы до восьми мужчины не спустятся, потому что приготовить нужно побольше, а с блинами одна морока. Не отвлекаясь ни на что, даже на мысли о безрадостном будущем, тружусь, как белка в колесе, пока меня, внезапно, не прерывает звонок телефона.
Это мама звонит.
Беру трубку с наворачивающимися на глаза слезами. Только вчера ее видела, а такое ощущение, словно вечность прошла. Так скучаю по ней, так хочу домой!
– Доброе утро, мама!
– И тебе, моя девочка, – отвечает мама. – Как ты? Что делаешь?
– Готовлю завтрак.
– Тогда не буду мешать. Позже поговорим.
– Мама подожди! – хочу подольше поговорить с ней. – Я одна тут. На громкой связи. Почему ты звонила?
– Хотела узнать, в порядке ли ты, – нерешительно вздыхает мама.
– Конечно, что со мной будет? – отвечаю легким тоном. – А вы как? Дома все хорошо?
– Как обычно, но тебя очень не хватает. Только Азиза вчера затеяла скандал, увидев твою шкатулку с украшениями…
Я могу только закатить глаза. Наверняка, эта неадекватная женщина решила, что украшения купил дядя Анвар, хоть это и не так. Мой старший брат дал большую сумму денег маме для меня и видит Бог, как тронул меня этот поступок! Не хотела брать деньги, ведь он откладывает их на покупку квартиры, но разве переубедишь этого упрямца?
Разговариваю с мамой минут двадцать, а потом принимаюсь сервировать стол. Еще через десять заканчиваю печь блины – догадалась делать это на двух сковородках сразу. Когда после восьми спускается свекор, чувствую себя неуютно, потому что с этим мужчиной я виделась всего раз и он кажется мне очень строгим.
– Доброе утро, папа! – приветствую его.
Он заходит на кухню и удивленно оглядывается.
– Доброе утро, Лейла! Сколько же ты наготовила! Не стоило так напрягаться, я попросил Асму привезти завтрак, когда она будет ехать. Тимур уже встал?
– Н-нет, – отвечаю с заминкой. – Хотите чай или кофе?
– Чай, – говорит он, садясь за стол. – Себе тоже налей, вместе поедим. Сегодня будет много гостей, так что воспользуемся этим тихим утром, пока можем.
Он по-доброму усмехается и я чувствую облегчение. Все-таки, не такой уж он и строгий. Наливаю чай, накладываю ему яичницу и сажусь за стол, напротив него, мелко отхлебывая свой кофе. Есть не хочется, но я беру один блинчик и лениво отламываю от него кусочек за кусочком, уговаривая свой желудок не бунтовать. Свекор начинает есть с большим аппетитом, нахваливая все, что пробует, но разговор не заводит, и мы заканчиваем завтрак в уютной тишине.
– Иди, разбуди Тимура, – говорит он, когда я убираю со стола. – Скоро гости придут, а он еще дрыхнет.
Замираю с чашкой в руке, а внутри все затягивает холодом. Не хочу возвращаться в ту комнату и будить его тоже не хочу. Однако, что я могу поделать?
Словно идущий на казнь заключенный, медленно поднимаюсь по лестнице и подхожу к двери спальни. Отбросив глупую идею постучать, захожу внутрь и вижу, что он спит. Одеяло укрывает Тимура лишь по пояс, в отличие от утра, и при виде обнаженной мужской груди я откровенно теряюсь.
«Надеюсь, на нем хотя бы штаны есть! Не мог же он спать рядом со мной голый или в трусах!?»
– Тимур? – зову его, не отходя от двери.
Никакой реакции.
– Тимур, – громче повторяю я. – Пора вставать, гости скоро приедут.
Та же песня. Даже не дернулся.
Зову его все громче и громче, а не добившись реакции, подхожу ближе. Стараясь не смотреть на обнаженный мужской торс, который, надо заметить, впервые в жизни вижу вживую, отчего жутко нервничаю, осторожно тыкаю пальцем в предплечье своего мужа.
– Тимур! Просыпайся.
Он не шевелит ни единой мыщцей. Как можно так крепко спать? Мстительно тыкаю пальцем как можно сильнее в его запястье и ничего. Учитывая мой маникюр с острыми ноготками, должно быть больно. На коже даже отметина осталась. А раз он ничего не почувствовал, то…
«Неужели умер во сне!?»
– Тимур? – испуганно трясу его за руку.
Она теплая. И грудь вздымается.
«Может, ему стало плохо? А если скорую нужно вызвать?»
Подношу пальцы под нос, проверяя, точно ли он дышит, и, удостоверившись, кладу ладонь на сердце. Оно бьется очень быстро. Перевожу взгляд на его лицо и вижу, что мужчина открыл глаза и смотрит на меня с насмешливой ухмылкой.
«Вот ведь гад ползучий! Обманул!»
Только я отдергиваю руку от его груди, как Тимур хватает меня за запястье и валит на себя. Успеваю лишь панически вскрикнуть, прежде чем оказываюсь перекинута на свою половину кровати и придавлена сверху тяжелым мужским телом.
* * *
Даже когда она меня будит, голос у Лейлы полон нерешительности. Не знаю, с чего это у меня такое игривое настроение с утра, но решаю немного над ней постебаться. Лежу, делая вид, что не слышу ее, и еле сдерживаюсь от желания рассмеяться, когда она тычет в меня пальцем, словно я сдохшая на дороге собака.
А ногти-то у моей жены острые!
Уже предвкушаю, как она начнет верещать от такой выходки, и валю ее на кровать, прежде чем подмять под себя, но получаю лишь тихий, как у мышки, писк, который тут же обрывается, а сам я оказываюсь загнан в свою же ловушку.
Лейла смотрит на меня широко раскрытыми глазами с плещущейся в них паникой. Ее руки прижаты к моей груди и прикосновение прохладных маленьких ладоней на моей пышущей жаром коже, заставляет тело напрячься.
