Дик, ее деловой партнер, седовласый вдовец с царственной осанкой, восседал на своем месте и был буквально завален альбомами с образцами обоев. В одной руке он держал образчик коврового покрытия неопределенной расцветки – среднее между синим и темно-зеленым, в другой – что-то пушистое и нежно-голубое. Тишину нарушало назойливое жужжание его клиентки. Очевидно, он только что объяснял ей, что цветовая гамма, на которой она настаивала, очень быстро надоедает и вообще не говорит о хорошем вкусе. Когда он был занят, они с Дайаной обходились обычным кивком, Сегодня его голос заставил ее задержаться.
– Да, Дайана! Миссис Клемент просила перенести встречу с шестнадцати часов на другое время. Я отметил в ежедневнике.
– Спасибо, Дик!
Почувствовав облегчение, Дайана прошмыгнула мимо них к себе, в святая святых – свой роскошный кабинет. Она сразу же плюхнулась на диван, обитый кожей, над которым висела Пен Энн Крос. Ее любимая западная художница изобразила очаровательную молоденькую индианку в лунную ночь, на сильном ветру. Длинные пряди черных волос занимали большую часть полотна. Это была излюбленная тема художницы.
Не взглянув на индийскую девушку, Дайана закинула ноги на изящный журнальный столик, расслабилась и стала просматривать почту. Наконец-то выдался свободный час, подумала она. Изо дня в день столько работы, что некогда разобраться с бумагами! Счета, переписка, заказы… Когда случалась спокойная минута, мысли ее мгновенно улетали к Россу. Возможно, поэтому в последнее время она загружала себя до предела, чтобы поменьше думать о нем и не предаваться горьким воспоминаниям.
С тех пор как Росс снова покинул ее в одно прекрасное субботнее утро, прошел целый месяц. Мадлен как-то привозила Эдэма на уик-энд, и тогда впервые за три года ребенок завел с Дайаной разговор про отца. Мальчик был чрезвычайно огорчен мрачным настроением Росса, особенно в последнее время.
«Как только забрал меня из лагеря, так и пошло – что ни сделаю, все не так. Когда ты уехала в Хьюстон, помнишь, он был точно такой же, – сказал Эдэм.
– Я абсолютно уверена, что к тебе это не имеет никакого отношения, мой хороший. Нужно быть более терпеливым.
Эдэм фыркнул: – Терпеливым! Не смеши меня! Если бы ты только знала…
Она потрепала его ладонью по темному ежику густых волос.
– Ну хорошо, ну будет! Вернешься, постарайся ради меня. Договорились?»
Она обняла его тогда, прижав к себе, с ужасом думая о минуте расставания.
Вообще-то Эдэм, случалось, проявлял свой норов. То учителя придираются, то отец слишком требователен… Было несколько неприятных стычек. Когда Мадлен приехала, чтобы отвезти его к отцу, в Ориндж, он не хотел возвращаться. Приник к Дайане и стоял, глотая слезы. После отъезда Эдэм ни разу не позвонил, и Дайана начала беспокоиться, предположив, что проблема отцов и детей в данном конкретном случае переросла в конфликт.
Она не находила места и во всем обвиняла себя. Ночь с Россом… Ах, ах! Ну и кому от этого стало лучше? Никому. Плохо всем троим. Пригласила к себе домой. Подумать только! Да ей танцевать с ним и то не следовало. Когда увидела его, сразу решила исчезнуть с глаз долой. Но нет, осталась… Первый порыв всегда самый верный! А все любовь… Говорят, любовь правит миром. Прекрасно! Только вот открытие, что любовь светит, но не греет, принадлежит ей. Она это поняла в ту ночь. Ну, может, чуточку и греет, как догоревший костер. Правда, если золу пошевелить, то тлеющие угли еще дадут тепло, могут даже вспыхнуть пламенем. Росс не позвонил, ни разу за тридцать один день, что миновали с тех пор. Первое время, когда ощущения от их близости были еще свежи в памяти, она позволила себе надеяться. Но проходил день за днем, и она поняла, что не дождется, он не позвонит.
Все чаще в мыслях она возвращалась к идее – высказанной тогда Россу – вернуться в Ориндж и открыть отделение фирмы «Декор Дайаны» там. Вообще ей хотелось вернуться домой. Дик тоже поддержал эту идею, сочтя ее дельной. Не потому, конечно, что в Хьюстоне было все отлажено: богатые клиенты – стало быть, дело прибыльное и сулящее дальнейшее процветание, а в основном потому, как признался ей, что давно хотелось самому попробовать. Поэтому, когда она заикнулась о переезде в Ориндж, он воспринял эту мысль с энтузиазмом. Капитал у нее образовался приличный. Все упиралось только в Росса.
Тогда она ему сказала, что не собирается бегать от прошлого. Все давно улеглось и утряслось. Говорят же, что страдания облагораживают человека! Возможно, она тоже будет выглядеть благородно и достойно, если всю оставшуюся жизнь принесет в жертву роковой ошибке. Благородно… Легко сказать! Разве не она три года назад доказала всем и каждому, что ее сомнительные действия не отличались особым благородством, мягко говоря?
Смерть близкого человека каждый воспринимает по-своему. Кто-то ведет себя мужественно и стойко, кто-то замыкается в себе и не произносит ни единого слова… Но многие ли сумеют проявить такт и благородство, когда жизнь наносит удары неожиданно и жестоко, размышляла Дайана. Мать с ней о подобном никогда не говорила. Одержимая страстью к порядку во всем, что касалось ведения хозяйства, она исключала вероятность событий не по правилам и с детства внушала Дайане принципы, которыми, по ее мнению, следовало руководствоваться, дабы жизнь не подбрасывала сногсшибательных сюрпризов. Содержать дом в чистоте, принимать активное участие в какой-нибудь благотворительной организации, водить дружбу с людьми своего круга – вот, пожалуй, и все, к чему сводилось воспитание дочери.
Всю жизнь Дайану преследовало ожидание несчастья. В детстве ей часто снились кошмары – то ее потеряли, то оставили в глухом лесу. Для таких странных снов, казалось, не было никаких причин. Дайана была единственным ребенком в семье – одной из самых богатых и уважаемых в городе.
Детство миновало, и пугающие ее сны прекратились. Позже Дайана поняла: психика любого ребенка неустойчива.
Когда спустя несколько лет у нее случилось несчастье, она выкинула такое, что ей и не снилось.
То страшное субботнее утро, круто изменившее всю ее жизнь, запечатлелось в памяти навеки.
Она возвращалась из Бомонта, где, как обычно, делала покупки на всю неделю, Начиналась гроза, и она прибавила газу. Когда, свернув с основной дороги, она подъезжала к дому, то обратила внимание, что ее никто не встречает, и сразу почувствовала неладное.
Она отыскала всех троих – Эдэма, Росса и Тэми – на заднем дворе, за домом. Эдэм стоял маленький, весь какой-то потерянный. Серое, как зола, лицо Росса было искажено невыразимой мукой, на руках он держал безвольно повисшее тельце Тэми. Дайана остановилась как вкопанная. Смотрела на них и молчала, хотя в голове проносились мысли, одна страшнее другой.
Лес, подступивший к ним вплотную, казался мрачным и даже зловещим. Яркие вспышки молний кромсали почерневшее небо. Один за другим следовали раскаты грома. Громыхнуло особенно грозно… Тот злобный, рокочущий звук она не забудет никогда.
Дайана медленно подошла. Еще не веря в случившееся, дотронулась до бледного, безжизненного личика своего ребенка и только тогда закричала, осознав, что Тэми больше нет.
