Книга Повелитель - Светлана Хромова

Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 105

– А кстати, о «Боржоми», – отсмеявшись, вспомнил Ларичев, – у нас пиво осталось?

– Осталось, – Руслан извлек из рюкзака двухлитровую пластиковую бутылку.

– Миш, – толкнул друга Камышников, – у тебя вся шея сзади в засосах. А если жена спросит?

– Скажу, комарики покусали.

Электричка везла их в Москву. За окном мелькали дома, люди, деревья. Там, снаружи, лето с каждым днем разгоралось все сильнее. Надя задремала на плече у Паши. То ли от выпитого пива, то ли от того, что друзья были рядом, ее укутало ощущение, будто всех их ожидает нечто исключительное, они никогда не расстанутся, а будущее каждого блистательно и невероятно. И юность, огромная и прекрасная, как этот мир – вся еще впереди…

9. Амбра-кадабра

Надя проснулась и вспомнила: сегодня должно произойти что-то прекрасное. Подобное ощущение бывало в детстве, когда она просыпалась в новом году или в свой день рождения. Первого сентября начинались занятия в Литинституте.

За лето Надя соскучилась по друзьям, лекциям, семинарам, а мысль о том, что она снова увидит Андрея Мстиславовича, делала ее почти счастливой, по крайней мере ей так казалось. Это было странное, необъяснимое чувство, томительное беспокойство от предвкушения чего-то невиданного и прекрасного. Она давно не ощущала себя так хорошо, что неудивительно – несколько последних месяцев оказались непростыми. В июне умерла бабушка – от старости, так сказал врач. Теперь Надя жила в ее квартире. Переехав от родителей в крошечную однушку в Коньково, она своими силами все лето делала ремонт. Друзья тоже помогали: Камышников повесил новое зеркало в ванной, Ларичев с Виноградовым вытащили весь старый хлам с балкона: доски, лыжные палки, земляничное мыло, спички, бутылочки тройного одеколона – ненужные признаки минувшей эпохи исчезали в огромных мусорных мешках. Какие-то предметы Надя оставляла на память, а что-то удалось использовать по назначению. Во время освобождения балкона от негодных вещей Антон обнаружил бутылку лимонной водки.

– Вы что, собираетесь это пить? – воскликнула Надя, принюхиваясь к жидкости кислотного цвета. – А если отравитесь?

– Это же водка! – заявил Ларичев. – Что с ней сделается. С годами только лучше. Но ты если не хочешь, не пей.

– Да это же супернаходка! – радовался Руслан. – А у тебя найдется к ней какая-нибудь старорежимная закуска?

– Колбаса есть.

– Вот, отлично! Мы сейчас делаем еще пару заходов на помойку, а ты пока готовь рюмки и бутерброды.

Найденную водку Надя все же попробовала. На вкус она оказалась довольно едкой, с привкусом лимонной цедры.

Только Вадим не участвовал в обустройстве ее нового гнезда – на все лето он уехал домой. Однажды вызвался помогать Кизиков, оказалось, он кое-что понимал в ремонте – с его помощью Надя справилась с покраской потолков. Приезжали Миша с Мариной. Ветров к строительным работам оказался абсолютно не пригоден, и, пока подруги перекрашивали белый кафель ванной в теплый красный цвет, он где-то гулял, зато вернулся со здоровенным свежим линем, которого тут же зажарил.

К осени квартира стала походить на тропическую птицу: фиолетовый коридор, голубая кухня, красная ванная и желтая комната, причем краски Надя выбирала насыщенные, она терпеть не могла блеклые цвета. Шкафы остались бабушкины – массивные деревянные комоды, словно сошедшие с рекламы антикварного магазина. На похоронах она не плакала. И только когда, уже переехав, раскладывала свои вещи, разрыдалась над ворохом платьев. Ей пришлось выбросить огромное количество негодной еды: старые крупы, мука, сахар, какие-то коренья. Много еды. А вот если завтра похоронят ее, останется много годной одежды. Поколенческий прогресс. Надя сквозь слезы смотрела на цвета и узоры ткани. Баба Даша умела шить. Пожалуй, она была гением шитья. Бабушке можно было показать рисунок, и она создавала по картинке точно такую вещь. Без выкройки. У самой же было не очень много нарядов, и почти все, а может и все, сшиты собственноручно. Вплоть до похоронного наряда. Женщина – элемент счастья – это о ней. Для многих мужчин баба Даша была бы основой семейного счастья, благополучия, любви и покоя. Основой радости, той самой, что возникает из ниоткуда, разгораясь на газовой плите, мелькая светлой тенью в коридоре коммунальной квартиры, вырастая томатной рассадой на окне. Для многих. Кроме Надиного деда. Перед смертью баба Даша рыдала, умоляя, чтобы ее похоронили подальше от него, на самом дальнем кладбище. И почему же судьба сверстала именно так? Неужели не было другой дороги, другой жизни? Могла ли она выбрать что-то иное? Почему Надя ничем не могла помочь, а теперь лишь плачет над разноцветными тряпочками, представляя, как бы бабушка порадовалась, что у внучки так много красивых платьев.

Жизнь прошла, и теперь ее можно уместить в несколько слов. Чахотка, злая мачеха, мороз. Брат, отданный в детдом. Голод. Москва. Работа. Война. Свадьба. Сын. Внуки. Вдова. Смерть. Надя будто бы видела эти слова, складывающиеся из полосок на ткани. Появились еще два: любовь и радость. То, чем баба Даша всегда делилась. Если представить себя на ее месте – да Надя бы тысячу раз повесилась! По крайней мере, она так думала. А бабушка улыбалась и шила ей пятилетней курточку. И ни у кого не было такой курточки. И Надино самое счастливое детское воспоминание – о прогулке с бабушкой. Как она посадила Надю на деревянную лошадь детской площадки в Тропаревском парке, и какая вокруг была весна, и как пахло краской. Надя словно сейчас видела четверку деревянных лошадей, темных, с красными седлами. А впереди – высокий белый конь. Их подкрашивали весной и однажды баба Даша, не заметив, посадила внучку в непросохшее от желтой краски деревянное седло. На Надиных рейтузах осталось невыводимое пятно. Возможно, с тех пор она и полюбила яркие краски. А когда они шли обратно мимо леса, то набрали в бутылку муравьев. Надя помнила черных насекомых, суетящихся внутри прозрачной неволи. И какой-то бесконечный свет, играющий на бутылочном стекле. Надя вытерла слезы и закончила сортировку вещей. В ту ночь она заснула легко, безмятежно провалившись в ласковое забытье, и так же легко проснулась первым осенним утром.

Солнце яростно заливало двор Литинститута. Торжественный Весин в белом пиджаке стоял на крыльце и вещал напутствие первокурсникам в допотопный переносной микрофон, который, как всегда, не работал. От круглого оранжевого прибора, который Весин передавал другим выступающим преподавателям, тянулся шнур к громкоговорителю, напоминающему

Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 105