Отдав должное напиткам, двое мужчин сменили царственное великолепие особняка К. на вялое уродство отеля «Буз». Это каменное трехэтажное строение походило на обувную коробку – архитектуру решение, типичное для отелей времен первопроходцев. Надпись с отель величиной обещала ночлег, выпивку и закуску.
– Когда-то, – вздохнул Роджер, – в этой гостинице за двадцать пять центов шахтер мог поесть от пуза и переночевать на полу, положив под голову вместо подушки свои сапоги или торбу для овса, если повезёт.
Тусклый свет в баре скрадывал обветшалость стен, древность линолеума на полу и изношенность пластиковых столов. Несмотря на это убожество, комната гудела от разговоров клиентов в потёртых кепках, уминающих бургеры под пиво.
Квиллер осмотрел три стула, прежде чем нашёл целый.
– Мне особый с низким содержанием холестерина, – обратился он к выглядевшей по-домашнему женщине в линялом платье.
– Сделайте два, Тельма, – добавил Роджер.
Бургер оказался настолько огромным, что официантке приходилось придерживать верхнюю половинку булочки большим пальцем.
– Мы зовем её Тельма Большой Палец, – шепнул Роджер.
Квиллер отметил, что бургер действительно оказался необыкновенно вкусным и картофель фри имел вполне натуральный вкус.
– Ладно, Роджер. Как насчёт урока истории, дабы отвлечься от поглощаемых калорий? Расскажите мне о покинутых шахтах в здешних местах.
– В старые времена их было десять. Стволы уходили на глубину в тысячу футов, и шахтерам приходилось спускаться по веревочным лестницам! После долгого пребывания под землей, где вода капала отовсюду, они тратили не менее получаса, чтобы выбраться на поверхность.
– Словно влезать на стоэтажный небоскреб! Они, вероятно, отчаянно нуждались в работе.
– Большинство из них приезжали из Европы, оставляли семьи, надеясь заработать и послать денег домой. Но салуны, покупка в кредит товаров в магазине компании – они всегда ходили в долгах.
Тельма принесла кофе, и Роджер без особого труда уговорил Квиллера попробовать пирог с дикой чёрной малиной.
– Сама утром ягоду собирала, – сообщила официантка.
Сотрапезники наслаждались каждым кусочком пирога в благоговейном молчании, отдавая дань замечательному вкусу, и заказали ещё по чашке кофе.
Квиллер заметил:
– Насколько я знаю, в старых салунах имелись специальные комнаты для азартных игр, а наверху проживали девицы.
– Всё правильно! Добавьте весьма своеобразные забавы. Когда посетитель напивался и валился с ног, друзья выносили его на улицу и прибивали его сапоги к деревянному тротуару. И всегда находился пропойца, который за выпивку мог сделать что угодно. Один из них ел ядовитый плющ, а другой откусывал голову у живого бурундука.
– Это не для застольной беседы, Роджер.
– Что было, то было. «К. салун» пользовался особенно дурной славой.
– И об этом вы рассказываете своим ученикам?
– Их захватывают подобные истории. Они глотают их, словно птенцы!
Квиллер некоторое время помолчал, а затем спросил:
– Была ли у вас ученица по имени Дейзи Малл?
– Нет, она окончила прежде, чем я начал преподавать, но моя свекровь учила её рисованию. Она говорила, что Дейзи – единственная из Маллов, кто мог бы чего-то достичь… если бы стремилась… Она была без царя в голове.
Квиллер поведал о граффити, о своих планах оборудовать студию в гараже, о поисках домоправительницы.
– Вас не смущает, что экономка будет жить в доме? – спросил Роджер. – Ведь это всё равно что иметь жену без сопутствующих выгод.
– Не беспокойтесь, Роджер.
– Как складываются отношения с юридической фирмой «Гудвинтер и Гудвинтер»?
– Пока хорошо. Пенелопа одна занимается имуществом. Я до сих пор не разобрался в ней.
– Она большая умница – гордость семьи. Что вы думаете о её брате?
– Александр не часто бывает здесь. Сейчас он в Вашингтоне.
Роджер понизил голос
– Ходят слухи, что у него там женщина. Если так оно и есть, это интересная новость. Алекс всегда слыл убежденным холостяком.
– А у Пенелопы есть кто-нибудь?
– Вы что, заинтересовались ею?
– Да нет.
– Её мужчины не интересуют – только карьера. И это скверно. Умеет держать себя в руках.
Квиллер взял чек и оплатил его при выходе. Кассирша была в цветастом гавайском платье-муму. сплошь усыпанном огромными бордово-желтыми, с тёмной сердцевиной, чашечками рудбекии, которые ещё называют «черноглазая сьюзан». Квиллер и сам не заметил, как стал насвистывать «Дейзи, Дейэи».
Внезапно в баре наступила тишина. Кассирша указала пальцем поверх головы Квиллера:
– Этого делать нельзя.
Плакат над кассой гласил; «Никакого кредита. Никаких чеков. Не плеваться. Не свистеть».
– Извините.
– По шахтерскому поверью, – объяснил Роджер, – свист всегда к несчастью. Он запрещён городскими властями Пикакса.
ШЕСТЬ
Квиллер никогда особо не любил свистеть, но, узнав, что это запрещено в Пикаксе, сразу же почувствовал непреодолимое желание нарушить табу. Готовя завтрак для кошек, он насвистывал мелодию из «Микадо», чем обратил в бегство Коко, который, прижав уши, укрылся в коридоре перед чёрным ходом. Юм-Юм исчезла в прачечной и спряталась за устройством для отправления надобностей.
Устройство это представляло собой обыкновенную латку, наполненную мелким песком, – идея не оригинальная, но отлично работающая. Воду кошки лакали из миски японского фарфора имари, которую Квиллер нашёл в буфете. Для пищи служила фарфоровая тарелка с широкой голубой и тонкой золотой каёмкой, ценная тем, что лазоревая кайма подчеркивала яркую голубизну глаз Юм-Юм, а золотой герб включал в себя букву «К».
Квиллер поставил тарелку с консервированный лососем на пол в прачечной и позвал кошек. Юм-Юм откликнулась сразу же, но Коко не отвечал.
– Чёрт бы его побрал! Опять он залез на чердак! – пробормотал Квиллер.
И это было правдой. Дверь на третий этаж оказалась полуоткрытой, а сам Коко скрёб скатанный в рулон ковер.
Квиллер попытался поймать кота, но тот ловко избежал его рук, вскарабкался на гардероб в стиле модерн и вызывающе уставился оттуда на хозяина. Началась безуспешная охота по всей пыльной кладовке. Коко то прыгал на кровать времён генерала Гранта, то прятался под китайским столиком, то бегал вокруг чемоданов. Вконец запыхавшись, Квиллер упрямо продолжал преследовать кота.
В конце концов сиамец позволил сграбастать себя, вызывающе припав к дешёвому картонному чемодану, расцветкой напоминавшему твид. Усы Квиллера послали сигнал: здесь что-то важное! Держа присмиревшего кота в одной руке, а чемодан – в другой, он спустился на первый этаж, где на кухне сидела Юм-Юм и умывалась, съев целую банку лосося.
