раз в сочетании?
— Да ну, бред какой-то.
Я изложил ему подробности своей догадки. Владимир Иванович, дёрнул из ящика блокнот и записал мой рецепт.
— Ладно, попробуем. Вы еще у нас покуролесите, или как?
— Не, нам обратно в лабораторию надо, в Костино.
— Понимаю, — кивнул подполковник. — Тогда счастливого пути. Через три часа самолёт. Собирайтесь, вас отвезут.
— Спасибо Вам за всё, Владимир Иванович! — я встал и первым протянул руку, что не соответствовало этикету, зато от всей души.
Павлов посмотрел на меня, на протянутую руку, криво ухмыльнулся, потом тоже встал и крепко пожал мне руку.
— С вами было приятно работать, — сказал он на прощанье и дал знак, что нам пора выметаться. — Поздравляю с обретением статуса Адепта!
В Костино мы прибыли уже к вечеру. Ясное дело, что заниматься нами начнут завтра с утра, но Надежда Сергеевна попросила зайти к ней в кабинет. Первым делом она схватила мою правую руку и уставилась на индикаторный браслет. Её брови сделали попытку спрятаться в идеально уложенной причёске, когда она увидела литеру «А» возле нуля. Потом внимательно посмотрела мне в глаза, словно хотела увидеть какое-то объяснение.
— Ладно, потом расскажете, — пролепетала она и вернулась за стол, собираясь с мыслями, с чего начать. — Можете идти, курсант Бестужев. Утром после завтрака все придете сюда, будем заниматься.
Утром на пороге лабораторного комплекса нас встречал сам господин председатель комиссии Старновский Георгий Александрович. Видимо докторша доложила ему о наших достижениях и он решил поприветствовать целеустремлённых студентов лично.
— Поздравляю вас, господа курсанты! — учёный лично пожал руку каждому из нас. — Таких прытких на моей памяти у нас ещё не было. Для студентов второго курса это, мягко говоря, потрясающий результат. Да что там, он ошеломительный! Я доложил ректору Академии, что вы у нас немного задержитесь, он нисколько не возражал. А теперь идёмте в аппаратную, мне уже не терпится, если честно.
Мы проследовали за учёным до лифта и спустились в секретную лабораторию, где нас распределили по кабинетам, в которых были расположены похожие на барокамеру капсулы. С этим устройством я уже знаком, поэтому молча разделся и залез внутрь. Крышка закрылась и перед глазами появился экран, вроде бы всё как в прошлый раз.
Вот только ощущения от процедуры были намного острее. Самые крутые американские горки на моей памяти казались поездкой на трёхколёсном велосипеде вдоль комнаты по сравнению с тем водоворотом, в который меня затянуло.
К моменту, когда всё закончилось, я потерял счёт времени и был полностью дезориентирован. Вылезти из капсулы мне помогали младшие научные сотрудники, буквально волоча моё ватное тело до каталки, на которой увезли в помещение, больше напоминавшее больничную палату. Белые стены, белый потолок, белые шторы на окнах, в которые робко пытались пролезть солнечные лучи сквозь не до конца закрытые жалюзи. Всё это водило хороводы перед моими глазами, усиливая слабость и тошноту.
Что же со мной произошло в этой капсуле? Я знал, что меня будет штормить после процедуры, но моё тело должно было обрести новую силу, а я чувствовал себя овощем. Эдакий запечённый в духовке баклажан. Только пальцами мог пошевелить, а поднять руку и почесать нос был уже не в силах. Вот так всегда бывает, когда не можешь нос почесать, он зудит особенно назойливо. Такая фигня была в прошлой жизни, когда помылся на операцию и тебе уже нельзя касаться стерильными руками своего лица. Если сильно приспичит, можно стыбзить какой-нибудь зажим со стола и почесать зудящую тварь.
Со всей этой суетой я совсем забыл про книжицу, которую подарил мне Войно-Ясенецкий, а ведь я кое-что успел там прочитать. А ещё та самая бесценная лекция всплыла в памяти. Я закрыл глаза, чтобы не видеть белый хоровод и сосредоточился на потоках жизненных энергий. Странные, непонятные, смутные ощущения, которые я никак не мог упорядочить и взять под контроль. И какого хрена я не практиковал это хотя бы перед сном, раз другого времени у меня не находилось?
Так, Паша, без паники! У тебя жизнь впереди, если конечно ты не просрёшь её бездарно по глупости. Контроль над телом пока не вернулся, но я был настойчив и одержим. Вскоре я начал ощущать невнятные течения, постепенно у меня начало получаться хоть что-то. Внутри меня словно просыпался второй я, который не надеялся на пробуждение и смирившийся с вечным сном. Теперь этот загадочный сонный зверь приоткрыл один глаз, осматриваясь вокруг и пытаясь понять, что происходит.
Глава 7
Вместо чувства туманной отрешенности и адского головокружения наконец появилась упорядоченность и лёгкая эйфория от того, что у меня начало получаться. Я уже занимался самоисцелением, но такое впечатление, что я сам не понимал, что делаю. Всё происходило чисто интуитивно, не отдавая себе отчёта, как это происходит и благодаря чему. Сейчас я начал понимать, что я действительно могу общаться со своим организмом. Пока это только на уровне смутных ощущений и эмоций, но если тренироваться более настойчиво, то смогу договариваться с каждой клеточкой и с каждым мизерным потоком жизненной энергии.
Пока у меня не очень получалось перенаправить лениво струящиеся потоки именно туда, куда надо. Общение с ними больше походило на разговор слепого с немым, но что-то уже начало происходить. Усилием воли я дал понять своему телу, что надо расшевелить правую руку. Левая при этом онемела ещё сильнее, зато я наконец-то смог почесать этот грёбаный нос! Пусть маленькая, но уже победа.
Дверь в палату открылась и вошла Надежда Сергеевна. Лицо серьёзное и немного встревоженное. Первым делом она посветила фонариком в глаза и взяла за руку, считая пульс. Ни тебе «здрасьте», ни «как дела?». И вообще, зачем смотреть на меня, как на тяжело больного? У меня почти всё в порядке, вот полежу немного и буду, как огурчик. Только не зелёный и пупырчатый, а свежий и хрустящий.
— Напугали вы нас, Павел Петрович! — покачала она головой. — Скорее всего ваше состояние связано с форсированным получением статуса Адепта без реализации навыков на
