и вовсе молчала. Казалось, что Люба не совсем понимает, почему она здесь находится. У неё был Максимов чемодан, который она зачем-то держала в руках и несмотря на предложения начальника лагеря, отказывалась положить в машину или хотя бы поставить на землю.
– Да чего ты его в руках-то держишь? – не переставал удивляться Володя. – Кинь в машину.
Он прикурил очередную сигарету и с удовольствием пускал колечки из дыма.
– Действительно, Люба, поставьте его на землю. – поддержал шофера, Аркадий Матвеевич. – Зачем вы его с собой привезли?
– Зачем она вообще приехала, не понимаю. – добавил от себя Володя. – Это же надо, семь километров пешком отшагать. И для чего? – он ещё раз пустил кольцо дыма и с удовольствием наблюдал за ним. А начальник лагеря, напротив, смотрел только на медсестру.
– Вы так волновались за Максима? – поинтересовался он. Глядя на Любу с каким-то особенным вниманием.
"Она же заметит!" – вертелось в голове у Максима, наблюдающего всю эту сцену из окна. – "Она поймет, что мы все знаем!"
Но его учителя, это почему-то не беспокоило. Он пытался вывести медсестру на разговор заходя то с одной, то с другой стороны.
– Нам, наверное, не стоило уезжать без вас? Но вы так сладко спали, что я не решился вас разбудить.
"Спала? Что он такое говорит?" – недоумевал Максим: – "Её же убили! Она не может этого не знать!"
Но Люба не знала. Она терла складку между бровей, растерянно смотрела по сторонам, но никак не могла объяснить самой себе, что же с ней происходит и зачем она тащилась семь километров по пыльной дороге с чемоданом в руках.
– Я не знаю. – сказала она, наконец. – Пионервожатые тоже спросили, зачем. Не хотели отдавать чемодан. Я сказала, что начальник пионерлагеря приказал.
В глазах у неё появилось, какое-то равнодушие. Ей было абсолютно наплевать что о ней думают, и самой не хотелось искать никакого объяснения своим поступкам.
– Пионервожатые? Это Вика с Наташкой что ли? – изумился Володя. – Чегой – то ты их так официально? Вы ж вроде подруги с Викой. Поссорились что ли?
– Конечно, Люба. Вы все сделали правильно. Ну, мало ли, придётся сейчас Максима в больницу в Москву везти, чемодан заодно прихватим, родителям его отдадим. Вы не выспались. Может вам отдохнуть в машине? – предложил Аркадий Матвеевич.
И Люба, не говоря ни слова, развернулась и пошла к рафику.
– Странная она какая-то, Аркадий Матвеевич. Как не в себе – заметил Володя.
Но начальник лагеря уже не слушал его, он рванул ко входу в медпункт, а озадаченный Володя, недоумённо покачал головой и закурил следующую сигарету.
Аркадий Матвеевич же зашёл медпункт и не делая остановки, направился прямо к рентген кабинету и через несколько секунд вышел оттуда, держа в руках ещё мокрый снимок. Потом он взял с подоконника забытую кем-то газету и аккуратно вложил снимок в эту газету. Проделав эти странные манипуляции, начальник лагеря направился в туалет к спрятавшемуся там Максиму.
– Идём, – сказал он ему, и помог слезть с подоконника. – Я отведу тебя на рентген. Когда тебе сделают снимок, возвращайся назад в туалет и жди меня. Можешь спрятаться в кабинке, чтобы вопросов не задавали.
Уже в кабинете, когда Максим забрался на специальную кушетку и приготовился к тому что его ногу будут фотографировать, а врач всё искала потерянный снимок, который в коридоре ждала бабушка с внуком, начальник лагеря тихонечко сунул ему в руки какое-то письмо и тихо сказал.
–Возьми. Прочтёшь после. Отдаю сейчас, потому что потом, могу забыть.
И так же стремительно вышел.
Когда женщина-рентгенолог, сказала, что можно уже двигаться и разрешила Максиму слезть, делать это ему пришлось уже самому. Он докывалял до коридора и пошел в туалет ждать Аркадия Матвеевича. В кабинке сидеть ему было неинтересно и кряхтя, он снова взобрался на подоконник, чтобы наблюдать за тем, что происходило перед входом. Там на небольшой площадке, уже стояла машина скорой помощи, чтобы везти настоящего Кирилла и его бабушку в больницу.
– Володя, – услышал Максим голос Аркадия Матвеевича. – У тебя сигареты не найдется? Что-то курить захотелось.
– Вы же не курите. – весело отозвался водитель.
– Ну иногда -то. Смотрю на тебя и завидую – вкусно ты так это делаешь. Я бросил давно, но порой тянет.
– Вот, Аркадий Матвеевич, а я говорил, что бывших курильщиков не бывает.
Володя похлопал себя по карманам и протянул пачку начальнику лагеря.
– Нет, Володь, не возьму – последняя у тебя.
– Я вас умоляю. Сейчас ещё купим, по дороге. Там магазин перед поворотом, приторможу и куплю себе пару пачек.
– А мы не в лагерь едем.
– Как? – удивился шофер.
– Сейчас Максима в больницу на скорой повезут. Перелом у него. Надо будет за ним ехать с чемоданом. Я матери позвонил, там её будем дожидаться. Так что лучше сейчас иди за сигаретами, а то это надолго.
– Ох елки! Как же он со сломанной ногой ходил-то? Бедный парень. А нам зачем? Из-за чемодана, что ли? Значит правильно его Люба притащила. – он обернулся к машине – Ты знала что у него перелом? – он покачал головой глядя на медсестру – Надо тебе на врача идти учиться. У тебя глаза, как рентген. – и он заулыбался, довольный собственной шуткой.
Но медсестра не улыбнулась в ответ. Она, казалось, совсем разучилась это делать. Максиму было её плохо видно через небольшую щелку открытого окна, но он пытался себе представить, что должен чувствовать человек у которого украли прошлое.
– Володя, – прервал шофера Аркадий Матвеевич. – Ты поторопись. Дело не в чемодане. Кто-то должен из работников пионер лагеря в больнице быть, потому что он пока под нашей ответственностью. Я в скорой поеду, а вы на рафике за нами.
– Так пусть Люба едет в скорой, она же медицинский работник.
– Она не выспалась, по-моему. – Аркадий Матвеевич заговорил тише. – Сам же видишь, какая она. – водитель согласно закивал головой. – И потом, там своя медсестра будет, а они не любят, когда в их епархию со стороны человек влезает. Так ты пойдёшь сейчас за сигаретами?
– Да, Аркадий Матвеевич, сейчас сбегаю. Вы берите тогда последнюю, а я всё равно куплю.
– Володя. – начальник лагеря позвал уже уходящего шофера. – Как вернёшься, сразу заводи машину и за скорой.
Спина ушедшего водителя скрылась за углом здания и начальник лагеря подошел к открытому окну рафика. В окне видна была голова медсестры Любы.
– Ты как? – спросил её Аркадий Матвеевич?
Та, имела вид растерянный и встревоженный. Максиму с его наблюдательного пункта, казалось, что она как будто борется с собой: хочет что-то
