— Алло? — неприветливо буркнул он.
— Это ты, Тони? — Голос в трубке явно принадлежал члену кабинета министров тори: абонент выговаривал слова на аристократический манер, намеренно смягчая самые звонкие консонанты. Более суеверный человек на месте Тони мог бы упасть в обморок, он же просто озадаченно взглянул на телефон в руке и снова прижал его к уху.
— Пирс? Это и в самом деле ты?
— Молодец, Тони, узнал. Обычно тебе требуется больше времени.
— Это потому, Пирс, что я думаю о тебе достаточно редко.
— Но сегодня было иначе, не так ли? Ах, Тони, если бы я не знал тебя так хорошо, я бы принял это за комплимент. Итак, почему ты вспоминал меня именно сегодня? Что-нибудь случилось?
Тони пожал плечами. Он не видел ни одной причины, по которой звонок Пирса Ламберта должен был его встревожить. И все-таки жизненный опыт подсказывал ему, что, когда большой человек звонит тебе первым, это почти всегда означает неприятности.
— Сначала ты скажи, что у тебя за дело. Ведь это ты позвонил мне, а не наоборот.
— Боюсь, у меня не очень хорошие новости, — сказал Ламберт, и Тони мрачно кивнул. Он отлично знал, что выражение «не очень хорошие новости» в устах столь высокопоставленного чиновника означает, что новости на самом деле ужасные, скверные или просто кошмарные.
— Что стряслось?
— Это касается Джеко Вэнса.
Тони невольно вздрогнул. Он не слышал этого имени уже много лет, но стоило Пирсу произнести его вслух, как Тони буквально затошнило. Джеко Вэнс был очаровательнейшим психопатом, абсолютно лишенным таких человеческих качеств, как совесть, милосердие и сострадание. Впрочем, вовсе не это делало его уникальным случаем в практике Тони, которому часто приходилось иметь дело с темными сторонами человеческой натуры. Главным было заключенное в этом человеке невероятное по силе стремление к разрушению. Горе тому, кто имел неосторожность ему поверить! Вэнс обманывал доверие людей самыми изощренными способами, причем делал это так, что человек не сразу понимал, какой тяжкий вред ему нанесен. В своей профессиональной деятельности Тони всегда старался опираться на сострадание и сопереживание, но среди многих хищников в человеческом облике, с которыми ему приходилось сталкиваться, Вэнс оказался едва ли не единственным, кому почти удалось лишить его этих качеств. Вот почему не приходилось удивляться тому, что единственной новостью, которую Тони хотел бы услышать о Вэнсе, было бы известие о его безвременной кончине.
— Что случилось? — спросил Тони севшим от волнения голосом.
— К сожалению, ему удалось бежать из тюрьмы. — Пирс говорил почти извиняющимся тоном, и Тони очень ясно представил себе его виноватую улыбку, тревожный взгляд и тонкие бледные пальцы, нервно ощупывающие узел безупречного галстука в тщетной надежде на утешение. Ему даже захотелось схватить этот галстук за концы и затянуть как можно туже.
— Сбежал? Вэнс сбежал?! Как, черт побери, это могло случиться?! — спросил Тони, чувствуя, как его охватывает жаркая волна гнева.
— Он занял место другого заключенного, который получил разрешение на временное освобождение для адаптации в обществе и должен был несколько часов работать на фабрике. Сопровождающая из социальной службы, которой полагалось проводить его до места работы, по какой-то причине не явилась, поэтому Вэнса отправили туда на такси. По дороге он, по-видимому, напал на водителя, выбросил его из машины и… скрылся в неизвестном направлении.
— Господи Иисусе! — воскликнул Тони. — Как Вэнс вообще оказался в группе осужденных, которым разрешено временное освобождение?! Какой кретин его туда перевел?!
Ламберт смущенно откашлялся.
— В последние два месяца Вэнс содержался в коррекционно-психотерапевтическом отделении Оквортской тюрьмы. Он был образцовым заключенным, это подтверждают отчеты за несколько лет…
Прежде чем что-то ответить, Тони несколько раз открыл и закрыл рот. Он искал и никак не находил нужные слова.
— Не было никаких признаков того, что Вэнс замышляет побег, — продолжал Ламберт как ни в чем не бывало. Во всяком случае, его голос оставался спокойным и ровным.
К Тони наконец вернулся дар речи.
— Пирс, ты можешь мне объяснить, что Вэнс делал в коррекционно-психотерапевтическом отделении? Ведь он отбывал пожизненный срок, черт его дери! Как он оказался среди людей, которые встали на путь исправления и были включены в программу социальной реабилитации? Кто перевел его в группу, которая готовилась к условно-досрочному освобождению, — к тем, кого ожидало нормальное, свободное будущее? Отвечай же, мать твою!.. Какой идиот предоставил Вэнсу эту замечательную возможность, которой он не преминул воспользоваться?! Ему требовался один-единственный шанс, и вы сами преподнесли его Вэнсу на блюдечке!
Ламберт тяжело вздохнул:
— Мы, разумеется, проведем служебное расследование, но… Перевести его в коррекционно-психотерапевтическое отделение порекомендовал тюремный психолог, который курировал Вэнса. Между прочим, в течение последних двух лет у него была категория «С»…
— Категория «С»?! И это после всех его преступлений?! — снова вскипел Тони. — Одному богу известно, сколько несовершеннолетних девчонок Вэнс замучил и убил, и вы переводите его из категории «А» в категорию «С»?!
— Ну, с формальной точки зрения Вэнс отбывает пожизненное за одно-единственное убийство…
— А как насчет убийства полицейского? — перебил Тони. — Полицейского, который сделал все от него зависящее, чтобы Вэнс больше не убивал детей?
— Ты сам знаешь, что мы вправе наказывать только за доказанные преступления, — возразил Ламберт. — А апелляционный суд пришел к выводу, что Вэнс не может быть обвинен в убийстве констебля Боумен за недостаточностью улик. Кроме того, как я уже говорил, этот парень был образцовым заключенным. Начальник тюрьмы, в которой Вэнс содержался до Окворта, сопротивлялся до последнего, но у властей действительно не нашлось абсолютно никаких формальных оснований отказать адвокатам Вэнса в требовании снизить ему категорию общественной опасности.
В голосе Ламберта Тони послышались разочарованные нотки. И хотя положение выглядело более чем серьезным, ему было приятно сознавать, что он не одинок в своем возмущении действиями судебно-бюрократической машины.
— Адвокаты Вэнса ссылались на закон «О правах человека», а мы с тобой хорошо знаем, что это за штука, — добавил Ламберт. — Так Вэнс получил свою категорию «С» и был переведен в Оквортскую тюрьму.
— Психолог, который курировал его в Окворте, конечно, женщина?
— Да, как ни странно… — Ламберт, казалось, действительно удивился. — Но меня заверили, что она весьма компетентный и опытный специалист.
— И весьма чувствительный к обаянию этого подонка, — печально заключил Тони. — Если бы кто-то поинтересовался моим мнением, я бы сказал, что женский персонал не должен контактировать с Вэнсом ни при каких обстоятельствах. Он умен, обаятелен и умеет заставить любого человека почувствовать себя единственным и неповторимым. В особенности если этот человек — женщина. Думаю, он все правильно рассчитал и сумел убедить ее в том, что очень сожалеет, что больше всего на свете ему хочется как-то загладить свою вину и что тюремная администрация поступит совершенно правильно, если поместит его в общество людей, рядом с которыми он скорее осознает всю тяжесть содеянного. И пусть он никогда не выйдет на свободу, система просто обязана пойти на уступки тому, кто искренне раскаивается в том, что натворил… — Тони с отвращением фыркнул. — Голову готов прозакладывать, что все происходило именно так или почти так.
