Курт ухмыльнулся.
— Так прикольней.
— Ладно еще, оделись опрятно. Иначе приняли бы нас за террористов или наркокурьеров.
— Ну, мы же мастера маскировки. — Глянув на Завалу, Остин покачал головой. — Кстати, ты американский паспорт прихватил? Будет жаль, если застрянешь в Мексике.
— Не волнуйся. Завала не в первый раз пересекают границу.
В 1960-х родители Завалы покинули родной Моралес и переправились через Рио-Гранде. Мать тогда была на седьмом месяце беременности, и желание начать новую жизнь в El Norte[13]никак не совпадало с ее физическими возможностями. Пришлось осесть в Санта-Фе, где Завала и появился на свет. Отец его — умелый плотник и резчик по дереву — нашел стабильный заработок, помогая строить дома для богатых и влиятельных. Те же люди помогли ему с «зеленой картой» и после — с гражданством.
Пикап Остин одолжил у команды техподдержки «Красной капли», потому как в самой Мексике машину напрокат не возьмешь. Прямо из отеля они с Завалой поехали к югу от Сан-Диего. Миновали Чула-Виста, пограничный городок — не мексиканский, не американский, а так, смесь обеих сторон. Обогнув трущобы Тихуаны, выехали на МЕКС-1, шоссе длиной во всю Нижнюю Калифорнию. Дальше — через Эль- Розариту, сосредоточие сувенирных лавок, мотелей и лотков с тако. Пошли сельскохозяйственные угодья и голые холмы слева, извилистая изумрудная бухта на озере Тодос-лос-Сантос — справа.
Спустя час, как они покинули пределы Тихуаны, свернули к Энсенаде. Этот курортный городок Остин знал еще со времен, когда состоял в яхтенной гоночной команде «Ньюпорт-Энсенада». Неофициальной пограничной точкой служило кафе «У Хассонга», убогое заведение, где полы посыпали опилками. До того, как шоссе привело в эти края потоки туристов и долларов, север Нижней Калифорнии был настоящим фронтиром. В период расцвета «У Хассонга» служило пристанищем местных колоритных персонажей и задир, моряков, рыбаков и автогонщиков, знающих, что Энсенада — последний форпост цивилизации на всем полуострове, до самого Ла-Паса. «У Хассонга» — один из тех легендарных баров типа «У Фокси» на Виргинских островах или «У капитана Тони» в Ки-Уэст, где побывали, наверное, все на свете. Войдя, Остин обрадовался неряшливым завсегдатаям. Эти помнят дни, когда текила лилась рекой, а местная полиция курсировала между баром и участком.
Завала с Остином присели за столик и заказали уэвос-ранчерос[14].
— Ах, пища богов, — сказал Завала, смакуя кусочек яичницы на тортилье. Остин смотрел на грустную лосиную голову — та висела над баром, наверное, с самого первого дня. Интересно, каким ветром занесло лося в Мексику? Думая так, Остин вернулся к разложенной на столе карте Калифорнии и температурному космоснимку.
— Нам сюда, — сказал он, показывая точку на карте. — Температурную аномалию засекли недалеко от этой бухты.
Проглотив кус, Завала блаженно улыбнулся и открыл бе- декеровский путеводитель по Мексике.
— Тут говорится: ballena gris, или серые киты, приплывают к берегам Нижней Калифорнии в декабре и до самого марта спариваются и рожают детенышей. Киты весят до двадцати пяти тонн и в длину достигают от десяти до сорока девяти футов. Во время спаривания один самец удерживает самку в нужном положении, пока другой... — Завала вздрогнул. — Лучше пропустим. Китобои практически уничтожили этот вид, однако в 1947 году серых признали исчезающими. — Дальше Завала читал про себя. — Позволь спросить кое о чем. Вот ты у нас обожаешь все, что плавает по морю и в нем, но разве ты защитник китов? Откуда такой интерес? Оставили бы это дело экологам да ихтиологам.
— Справедливый вопрос. Я бы сказал, что хочу отыскать начало цепочки событий, в результате которых потонула папина лодка. Впрочем, есть иная причина, и сформулировать ее четко я пока не могу. — Лицо Остина приняло задумчивое выражение. — Вспоминается испуг на глубине. Знаешь, как это бывает: ныряешь, плывешь себе, и вроде все замечательно. Как вдруг волосы на затылке встают дыбом, в животе холодеет, и чувство такое, будто ты не один. Что за тобой следит нечто... голодное.
—Знаю, знаю, — задумчиво произнес Завала. — Только у меня все еще хуже. Чудится, будто за спиной у меня здоровенная злющая акула. И вот плывет она за мной и думает: давненько я не лакомилась настоящими мексиканскими блюдами. — Он откусил еще уэвос. — Потом оборачиваюсь, вижу гольяна размером с мизинец и понимаю: вот эта коварная мелюзга и следит за мной!
—Море окутано тайнами, — сказал Остин, глядя в пустоту.
—Ребус какой-то?
—В некотором смысле. Это цитата из Джозефа Конрада[15]: «Море никогда не меняется, и дела его, что бы там ни говорили, окутаны тайной». — Остин постучал по карте кончиком пальца. — Киты гибнут каждый день. Некоторые по естественным причинам, другие попадают в сети и умирают с голоду, какие-то нарываются на винты кораблей, других мы травим, потому что люди не стесняются сбрасывать в море промышленные отходы. — Остин помолчал. — Наш случай не подходит ни под одну из известных категорий. Если человек вмешивается в естественный ход вещей, природа худо-бедно восстанавливается, приспосабливается. Этот процесс не хаотичен, природа просто импровизирует. Как хороший джазмен. Как Ахмад Джамал[16]за пианино — нет-нет да отчебучит синкопу. — Он от души рассмеялся. — Черт, ты меня, поди, не понимаешь совсем?
—Не забывай, Курт, я видел твою джазовую коллекцию. Хочешь сказать: в этот раз кто-то сыграл совсем мимо нот?
—Сфальшивил хуже некуда. — Остин еще на какое-то время задумался. — Мне твоя метафора больше нравится: чувство, что поблизости плавает по-настоящему сволочная акула. Голодная, как черт.
Завала отодвинул пустую тарелку.
— Как говорят у меня дома, лучше рыбачить, когда рыба голодная.
— Ты же вырос посреди пустыни, амиго. — Остин встал из-за стола. — Но не согласиться с тобой я не могу. Идем рыбачить.
Они вернулись на шоссе и поехали дальше на юг. Как и в Тихуане, следы цивилизации постепенно истерлись, а шоссе сузилось до двухрядного. Напарники свернули с дороги у Манеадеро и окольными путями поехали мимо полей, ферм и старых миссий. Путь привел в захолустную сельскую местность, где окутанные туманом холмы спускались к морскому побережью. Завала, отвечающий за навигацию, сверился с картой.
— Мы почти на месте. Еще один поворот.
