на то, что он решит перестраховаться. Кровавый след за ним тянется — куда длиннее, чем за вами, господин Комаров, при всем моём уважении к вашему непростому ремеслу. И крови там намешано ох какой непростой! А уж сколько этот человек передавил мелюзги вроде вас — думаю, можно вовсе не считать.
Витман помолчал, давая возможность Комарову ответить. Федот этой возможностью не воспользовался. Наверное, сидел, обалдевший от такого поворота действительности.
— Даю вам сутки, — сухо сказал Витман. — Через сутки все магические блокировки с этой палаты будут сняты. На вашем месте я бы постарался что-нибудь вспомнить.
— А если вспомню — тогда что? — хрипло спросил Федот.
— Тогда наше ведомство готово предоставить вам убежище.
— В камеру, что ли, посадить? — фыркнул Федот.
— А вы предпочтёте переехать на кладбище? Кстати, какое вам больше нравится? Хотя в Санкт-Петербурге они все весьма живописны…
— Да понял я, понял!
— Сутки, господин Комаров. От души советую вам покопаться в памяти как следует.
Дверь распахнулась, и злой задолбавшийся Витман вышел. Он чуть не налетел на меня и остановился.
— Ах, господин Барятинский! Надо было ожидать. Разочарую: тщетно. Господин Комаров сотрудничать не настроен.
Витман говорил со мной и даже пожимал мне руку, но сам при этом буквально ощупывал взглядом Мишеля.
— Отойдём? — предложил я.
Витман кивнул. Мы отошли дальше по коридору и синхронно выставили «глушилки».
— Послушайте, капитан Барятинский, вы что себе позволяете? — заговорил Витман. Лицо его хранило прежнее дежурно-любезное выражение, но интонация резко изменилась. — Мальчик и без того стал свидетелем тому, чему ему не нужно было быть свидетелем! А теперь вы тащите его…
— Послушайте. А у вас позывные не в ходу? — спросил я.
— Позывные? — удивился Витман.
— Мне не очень нравится называться «капитаном Барятинским», не звучит. Я бы взял позывной «капитан Чейн».
— Почему Чейн?
— Цепь, моё личное оружие.
Витман пожал плечами:
— Как вам будет угодно, капитан Чейн. Как говорится, от перемены мест слагаемых… Так зачем здесь этот юноша, скажите?
Я вкратце объяснил суть своей затеи. Лицо Витмана то светлело от осознания перспектив, то мрачнело… видимо, тоже от перспектив.
— Вы понимаете, какого уровня секретности сведения может узнать этот мальчик?
— Его зовут Мишель, — сказал я. — Михаил Алексеевич Пущин.
— Даже если бы его звали Александр Сергеевич Пушкин! Что вы полагаете делать с ним дальше? После того, как закончите с этим… мероприятием? Вы ведь понимаете, что ваш приятель получит доступ к секретной информации?
— А какие есть варианты? — пожал я плечами.
— Всего три. — Витман показал три пальца. — Взять господина Пущина на службу в Тайную Канцелярию — скажем, под ваше начало и вашу ответственность. Со всеми соответствующими подписками и блокировками сознания.
Хм, а на меня никаких блокировок не накладывали. По крайней мере, насколько я помню. Доверяют? Или проверяют?
— Второй вариант — зачистка памяти. Процедура длительная, болезненная и не проходящая без последствий для мозговой активности. Девять шансов из десяти за то, что ваш Мишель после этого вылетит из академии как неуспевающий. Вы готовы преподнести ему такой подарок?
— А третий вариант? — спросил я, уже заранее зная ответ.
Витман провёл по горлу большим пальцем, и по взгляду я понял, что это — отнюдь не просто эффектный жест. Тайная Канцелярия неспроста звалась Тайной. Защищать свои секреты они умели.
— Так каким будет ваш выбор, капитан Чейн? — спросил Витман.
— Спрошу Мишеля, готов ли он сотрудничать. О двух других вариантах даже рассказывать не буду, тут, на мой взгляд, выбор очевиден. Превращать своего друга в пускающего слюни идиота или, того лучше, в труп я не позволю никому. А что касается сотрудничества — это жизнь Мишеля, ему и выбирать. У вас же, как я понимаю, в штате гипнотизёров нет?
— Чего нет — того нет, — пожал плечами Витман. — Честно говоря, вообще впервые слышу о возможности проведения допроса таким образом.
— Вот и я умею только давить и убеждать, — вздохнул я. — А нам сейчас нужно несколько иное. И тут лучше всего отработает Мишель. К тому же он уже немного в теме… то есть, в курсе ситуации. По-моему, это самый бескровный вариант из всех возможных. Поговорю с ним.
— Хорошо, попробуйте, — сдался Витман. — Этот Комаров, честно говоря, меня утомил. Воображает, будто дурит околоточного надзирателя.
— Для людей его породы все представители власти — на одно лицо, — улыбнулся я. — И, поверьте, если кто-то прознает, что он сотрудничал с вами, на улицах имя Комарова превратится в плевок. Именно этого он более всего и опасается.
— Если ваш Комаров не станет с нами сотрудничать, на улицах его кишки будут развешены на фонарных столбах.
— А вот это уже другой вопрос… Ладно. Дайте мне пять минут на Мишеля, и мы заходим.
Глава 10. Вступительный экзамен
— Вы, я смотрю, уверены в решении, которое примет господин Пущин? — спросил Витман.
— Угу, — грустно ответил я и снял глушилку.
Витман поступил так же. И в этот момент к нам подскочил взмыленный запыхавшийся мужчина с жалко висящими усами и вытаращенными глазами.
— Господин Витман! — затараторил он, приложив руку к пустой голове. — Разрешите доложить — упустили!
— Кого вы опять упустили? — не понял Витман.
— Князя Барятинского! Вели его по Пушкину, а потом — как сквозь землю провалился! Двух из наших в багажнике такси нашли — ничего не помнят! И машина пропала. Это точно он, тот самый, такое воздействие на сознание, и…
Мужчина осекся, уставившись на меня. Краска отхлынула от его лица, потом прилила обратно, потом опять отлила.
— И ваши люди это только сейчас обнаружили? — ласково спросил Витман.
— Н-нет, — пролепетал мужчина. — И-искали… Надеялись…
— Упустили объект номер один, и вместо того, чтобы доложить немедленно, целый час «искали» и «надеялись». Прекрасно. Просто замечательно! И этим людям мы доверяли охрану великой княжны! Благодарю небо за то, что настоящие похитители напоролись на капитана Чейна!
Витман говорил спокойно, даже весело, но в глазах разгоралось пламя. Проштрафившимся сотрудникам явно достанется по первое число.
— Так это были ваши? — искренне удивился я. — Эрнест Михайлович, ну… Ну, предупреждать надо! Я бы ведь их и поубивать мог нечаянно.
— А вы… — Голос у грустно-усатого мужчины прорезался вновь. — Вы — как же, а?.. — и он уставился на меня.
Вопрос был отнюдь не праздный. Как «золотой мальчик» умудрился заметить слежку, а потом ещё и избавиться от неё таким образом, что слежка этого даже не заметила?
— У меня есть свои методы, — уклончиво сказал я.
От сердца, тем не менее, отлегло. Значит, это свои пасли, а не тот… Надо же, а он меня всё-таки немного пугает. Ну ничего, так даже интереснее. Что за игра, в которой ты по правилам не можешь проиграть ставку!
— По ряду причин, капитан Чейн, — заговорил Витман, — я принял решение за вами присмотреть. Потому что мне бы не хотелось, чтобы вы внезапно пропали… или обнаружились в виде хладного трупа.
— Господин Хитров в академии, видимо, очутился из тех же соображений, — сказал я без вопросительной интонации.
Витман скромно потупил взгляд. Я покачал головой:
— Мой вам совет: не тратьте больше ресурсы, Эрнест Михайлович. Если этот человек захочет меня достать — он достанет, и никакая охрана не поможет. Ещё и полягут. Пора уже признать, что мы имеем дело с исключительно умной и могущественной сволочью.
И противопоставить ему можно только тот удивительный факт, что в теле шестнадцати… то есть, уже семнадцатилетнего парня находится не совсем подходящий ему дух. Дух, который умеет действовать через боль, вопреки инстинктам, а иногда даже и вопреки здравому смыслу.
Здравый смысл, логика — это прекрасно. Однако не нужно забывать, что враг обладает ровно теми же достоинствами. И если хочешь его переиграть, нужно уметь не только двигать шахматные фигуры по доске, но, при необходимости, и швыряться ими.
— Не указывайте мне, как делать мою работу, — сухо сказал Витман. — При всём моём уважении, капитан.
Я кивнул и направился к Мишелю.
На то, чтобы объяснить ему ситуацию, мне понадобилось две минуты. Пока Мишель переваривал услышанное, Витман, который стоял рядом, задумчиво сказал:
— Китаец… А мне Комаров про китайца и слова не сказал.
— У-у-у… — протянул я. — Значит, вы даже на минимальный уровень доверия к нему не вышли.
