других разновидностей отражательной деятельности мозга. Сложность и нерешенность этого вопроса отметил В. К. Вилюнас. «При исследовании познавательных процессов обычно существует возможность опираться на два ряда явлений: объективный и субъективный, отражаемый и отраженный. По отношению к субъективному отражению первый ряд может служить своего рода образцом, «эталоном» того, что, например, должно или могло бы быть воспринято, запечатлено, постигнуто мышлением и т. п… При исследовании же эмоций такой возможности не существует. Эмоции выполняют функцию не отражения объективных явлений, а выражения субъективных к ним отношений… Поэтому данные о том или ином эмоциональном переживании мы можем сравнить лишь с данными о других эмоциональных переживаниях у одного и того же человека или у других людей, а не с некоторым объективным “эталоном“» (Рейковский, 1979, с. 7).
2. Любая новая теория эмоций должна, по нашему мнению, способствовать упорядочиванию, классификации наблюдаемых в жизни эмоций, предложив теоретический принцип подобной классификации. Можно, конечно, пойти и чисто эмпирическим путем, примером которого служит классификация Б. И. Додонова (1978). Опросив достаточно большое количество людей о том, какие именно эмоции они переживают особенно часто и какие из этих переживаний им представляются наиболее ценными, желательными, автор группирует полученные ответы и приходит к выводу о существовании альтруистических, коммуникативных, глорических, праксических, пунических, романтических, гностических, эстетических и акизитивных эмоций. Подобный прием описательной классификации без использования теоретически обоснованного классифицирующего принципа, по-видимому, специфичен для психологии эмоций и сильно отличает ее от других областей науки. Заметим для сравнения, что классификацию химических элементов в таблице Менделеева невозможно представить без открытия периодического закона нарастания атомного веса этих элементов. Что касается чисто описательных классификаций, то углубленный анализ показывает, например, отсутствие «альтруистических» эмоций как таковых, поскольку в основе альтруистического поведения могут лежать весьма различные мотивы: сопереживания и морального самоуважения. Соответственно и эмоции окажутся различными, а их объединение в одну и ту же группу – формальным.
3. Концепция, претендующая на то, чтобы именоваться теорией, должна ответить на вопрос о том, какую роль играют эмоции в жизнедеятельности живых существ, в организации их целенаправленного поведения. Каковы регуляторные функции эмоций и чем они отличаются от регуляторных функций сознания, мышления, памяти, воли.
4. Теория должна способствовать уяснению мозговых механизмов формирования и реализации эмоциональных реакций человека и высших млекопитающих животных. Благодаря успехам общей физиологии мозга, нейропсихологии и нейрохирургии мы имеем сегодня довольно длинный перечень мозговых структур, причастных к эмоциональным реакциям и состояниям. К числу этих мозговых образований относят передние и височные отделы новой коры, гиппокамп, миндалину, гипоталамус, перегородку, центральное серое вещество, неспецифические ядра таламуса и некоторые другие структуры. Вместе с тем остается далеко не ясным, какую именно роль играет каждое из этих образований в генезе и реализации эмоций. Ссылки на «системность» и даже на «голографическое» распределение функций, на деятельность «мозга в целом», с нашей точки зрения, малопродуктивны. Попытки вернуться к представлению об эмоциях как о конечном, далее неделимом психофизиологическом образовании можно было бы сравнить с призывом вернуться от современных представлений о многообразии элементарных частиц к «целостному» атому Демокрита.
5. Наконец, предлагаемая теория должна чем-то принципиально новым обогащать практику воспитания, практику профилактики и борьбы с нежелательными последствиями эмоционального стресса, его влияния на здоровье человека и эффективность выполняемой им деятельности. Универсальное значение практики как критерия истины в полной мере применимо к частному случаю изучения закономерностей и механизмов эмоций.
Отражательно-оценочная функция эмоций. На вопрос о том, что отражает эмоция, потребностно-информационная теория отвечает определенно и однозначно: эмоция есть отражение мозгом человека и высших животных какой-либо актуальной потребности (ее качества и величины) и вероятности (возможности) ее удовлетворения, которую субъект непроизвольно оценивает на основе врожденного и ранее приобретенного индивидуального опыта. В приведенном выше определении представлено и порождающее (через потребность) и отражающее (через вероятность ее удовлетворения) начало. Эмоция отражает предметы и события окружающей среды в их отношении к актуальным потребностям субъекта, откуда и возникает категория значимости этих предметов и событий, их субъективная оценка.
В самом общем виде правило возникновения эмоций можно представить в виде структурной формулы Э = f (П, (Ин – Ис)…), где Э – эмоция, ее степень, качество и знак; П – сила и качество актуальной потребности; (Ин – Ис) – оценка вероятности (возможности) удовлетворения потребности на основе врожденного и онтогенетического опыта; Ин – информация о средствах, прогностически необходимых для удовлетворения потребности; Ис – информация о существующих средствах, которыми реально располагает субъект. Репрезентация установленных зависимостей в виде формул широко используется в теоретической и экспериментальной психологии. В качестве примера приведем близкую к нашим работам формулу Мак-Граса (McGrath, 1976) S = C0(D – С), где S – степень стресса; С0 – степень важности требования; D – осознаваемое требование; С – осознаваемая возможность. Нетрудно видеть, что эта формула очень напоминает «формулу эмоций» с той разницей, что, появившись на двенадцать лет позднее, она касается лишь частного случая осознаваемой оценки ситуации, тогда как для огромного множества эмоций характерно прогнозирование вероятности достижения цели (удовлетворения потребности) на неосознаваемом уровне.
Можно ли проверить справедливость нашей формулы в прямом эксперименте? Да, можно. Правда, на уровне современной экспериментальной техники «структурная» формула эмоций становится «измерительной» только при исследовании сравнительно элементарных эмоциональных реакций. Так, мы можем измерять степень эмоционального напряжения по величине объективно регистрируемых физиологических сдвигов (частота сердцебиений, амплитуда и продолжительность кожно-гальванических реакций, суммарное напряжение тета-ритма электроэнцефалограммы и т. п.). В определенных пределах мы можем измерять потребность в пище продолжительностью голодания, а потребность избегания боли – силой болевого раздражения. Наконец, мы можем измерять объективную вероятность удовлетворения потребности различной вероятностью подкрепления условного сигнала. В наших книгах и статьях приводятся многочисленные примеры такого рода экспериментов, показавших закономерную зависимость степени эмоционального напряжения от силы потребности и вероятности ее удовлетворения (см. также Price, Barrell, 1984).
А. Я. Мехедова (1969) вырабатывала в нашей лаборатории классические условные рефлексы у собак, подкрепляя условный сигнал в различных сериях экспериментов: 1) 5 г мяса в 100 % случаев; 2) 50 г мяса в 100 %; 3) 5 и 50 г мяса в случайном порядке, но в равном отношении 1: 1. Оказалось, что при обычном пищевом режиме максимальная частота сердцебиений, по которой судили о степени эмоционального напряжения собаки, наблюдается при постоянном подкреплении большой порцией пищи (рис. 1, А), в то время как суточное голодание делает эмоционально напряженной ситуацию с подкреплением условного сигнала в случайном порядке (рис. 1, Б). Иными словами, эмоциогенна не сама по себе неопределенность экспериментальной ситуации, но прагматическая неопределенность, т. е. участие в генезе эмоционального напряжения как величины актуальной потребности, так и вероятности ее удовлетворения.
