не опал. [113]
Ответьте, господин из столицы!
Ондзоси выслушал и тут же ответил:
«Быстрые
Боги, даже они
Жалеют цветы.»
Передайте эти слова хозяйке.
Дзюгоя тут же вернулась. Дзёрури выслушала её. Семь раз она посылала одну за другой своих дам, чтобы они пригласили Ондзоси в дом. Дамы ни в чём не уступали самой Дзёрури. Первой была послана Дзюгоя. Второй раз посланницей стала Сарасина. Третьей — Тамомономаэ. Четвёртой послали Ариакэ. Пятой — Оборокэ. Шестой — Цукисаэ, седьмой — Сёдзакуру.
Ондзоси выслушал приглашение и подумал: «Вот неожиданность! Я ведь направляюсь в далёкие восточные земли, лошади и люди покрылись пылью. Я весь настолько почернел от грязи, что даже стыдно. Кто бы мог подумать, что встречу здесь этих дам!» Он как мог, привёл свою одежду в порядок и прошёл к галерее. С болью он подумал: «Пусть сейчас и смутные времена[114], неужели воин из рода Гэндзи станет играть на флейте, сидя на галерее?» Не останавливаясь, он прошёл внутрь дома. В комнате для приёма гостей лежали двойные циновки, нижние — с окантовкой из полосатой парчи, края верхних были обшиты белой парчой с чёрным рисунком облаков и цветов[115]. Ондзоси не обинуясь уселся туда, где была расстелена шкура тигра. На возвышении, где расположилась Дзёрури, лежала циновка с лиловыми краями, сидение было украшено золотом, серебром и лазурью. Перегородки-сёдзи оказались раздвинуты, только красивые бамбуковые шторы-тамасударэ[116] отделяли Ондзоси от Дзёрури. У Мондзю была в руках бива, перед Дзёрури лежало кото, перед Сарасиной — японское кото. Все инструменты были готовы, и вот зазвучала музыка.
Закончив играть, дамы, служившие у Дзёрури, без всякого порядка, как попало, разложили шестьдесят тетрадей «Гэндзи»[117] и стали испытывать Ондзоси. Ему задавали вопросы о старых китайских книгах, об учении Шакьямуни[118], о чтении иероглифов, сложных знаках, непонятных местах. Но уж если об этом зашла речь… Ондзоси в семилетнем возрасте был отдан в храм Курама, где учился у преподобного Токобо. Он был первым учеником в Курама и лучшим музыкантом в столице, ни чтение, ни письмо не представляли для него загадки. Он мастерски играл и на духовых, и на струнных инструментах. Один за другим он давал ответы на вопросы дам, так что они думали: «Ну и удивительный же человек! Уж не воплощение ли он Каннон или Сэйси[119]? Уж не явился ли к нам Фугэн[120] или Мондзю[121]? Не пришёл ли он ради того, чтобы разъяснить нам учение Шакьямуни? Человека, который с кистью в руках мог объяснить всё на свете, звали Кобо-дайси[122], но этот ему не уступит!» Дамы положили перед ним пачку розовой бересклетовой бумаги. Взяв кисть, он зажал её четырьмя пальцами и стал писать — он писал и писал, пока не спустилась глубокая ночь. Тогда дамы принесли сладости, которыми славны здешние места, они приготовили вино и закуски, которыми и стали угощать Ондзоси.
Пир был ещё в разгаре, но тут Ондзоси стал прощаться. Дамы просили: «Останьтесь на эту ночь здесь, позвольте нам послушать вашу игру на флейте, а мы вас отвлечём от тягот пути звуками бива и кото. Что скажете, столичный господин?»
Ондзоси ответил: «Я и хотел бы остаться. Но торговец золотом — суровый человек. Если узнает, что меня нет, — рассердится и станет искать. Жизнь пока не закончилась, может случиться и так, что доведётся свидеться ещё».
Он попрощался и ушёл. Дамы стояли у ворот, им было грустно расставаться с Ондзоси. Прощальным подарком им был лишь аромат его одежд. Ондзоси находился уже далеко, а этот аромат всё ещё витал в воздухе.
И вот Ондзоси дошёл до постоялого двора, где остановился торговец. Его душа парила в небесах, заснуть он не мог. Он думал так: «Самое обычное дело для воина — собрать оружие и снаряжение, отправиться на поле боя и там погибнуть. Но что ни говори, если сблизиться с такой высокородной дамой, то потом и жизнь потерять не жаль. Попробую-ка я потихоньку к ней пробраться». И он отправился к усадьбе Тёси и спрятался у покоев Дзёрури. Он всё ждал, когда же, наконец, угомонятся дамы. Его сердце вовсе не было похоже на сердце сосны в Сумиёси[123], хотя, кажется, он понял, каково приходится маленькой, пустившей корни сосне, когда она ждёт тысячу лет, чтобы вырасти.
Сцена седьмая
В вершинах деревьев гулял сильный ветер, но на речушках в долине волн не было. Наступил час, когда не знаешь — знакомый человек перед тобой или незнакомый, и когда звонко раздаётся лай деревенских собак, заметивших прохожего. «Теперь как раз подходящее время», — подумал Ондзоси. Он потихоньку толкнул дверь и заглянул внутрь. Ворота не были заперты. Он вошёл в сад и огляделся, осмотрел двери в комнате для приёма гостей и обнаружил в одной из них узкую щёлку. Ондзоси обрадовался: «Я так и знал! Покровитель рода Минамото — Хатиман — благословляет меня!» Ондзоси вошёл. Этой ночью прислуживать остались семь дам: Суо, Муродзуми, Сума, Акаси, Рэндзэй, Сарасина и Дзюгоя, — все умницы, не уступавшие самой хозяйке. Дзюгоя
