И заметил, что в кофейнике еще осталось кофе. Тогда я спросил Манфреда, не хочет ли он еще чашку кофе. Он поблагодарил меня, и я налил ему тоже.
— Вы предложили ему и сахар и сливки?
— Эрнст дал ему сахар, — сказал Эрик, — а о сливках пусть расскажет Хильдинг.
— С удовольствием, — отозвался Хильдинг, который по-прежнему был настроен очень благодушно. — Вероятно, мы с Манфредом были единственные за этим столом, кто любит сливки. Манфред спросил, не осталось ли у меня немного сливок. В моем молочнике еще были сливки, а его оказался пуст. Времени было уже около часа, и мне пора было идти. Поэтому я встал, отдал Манфреду свой молочник и отправился в канцелярию работать. Но если вы действительно думаете, что я подсыпал в сливки яд, то вы ошибаетесь. Откуда мне было знать, что Манфред попросит у меня сливки?
— Я не выдвигаю против секретаря факультета никаких обвинений, — заявил Харальд. — И не обвиняю его ни в чем даже сейчас, когда утверждаю, что если вы берете молочник и, следовательно, держите над его горлышком руку, то отнюдь не невозможно бросить что-нибудь в сливки. Это прекрасно могло произойти уже после того, как Лундберг попросил сливки. Но это, конечно, просто гипотеза.
Хильдинг Улин наклонил голову и посмотрел на свою правую руку.
— Я не фокусник, — заметил он холодно. — Теперь мне можно уйти?
— Пожалуйста, — ответил Харальд. — Я не думаю, чтобы секретарь факультета нам еще понадобился сегодня.
Наконец — те же и Юхан-Якуб Рамселиус. Он остановился возле стола и, прищурившись, стал смотреть на нас, как смотрел во вторник. Он немного сутулился, однако, несмотря на его шестьдесят два года, первое, что бросалось в глаза, были его могучие плечи и крупная массивная голова.
— Я встретил Улина в вестибюле, — сказал Рамселиус. — Он проговорился, что все вы сидите в кафе. И я спустился в «Альму», чтобы взглянуть на вас. Я стал примерно здесь, между Манфредом и Эриком, и некоторое время о чем-то разглагольствовал. А потом совершил поступок не только предосудительный, но и весьма подозрительный.
Рамселиус наклонился над столом и вытащил кусок сахару из сахарницы Эрика. Он засунул его в рот и начал сосать.
— Сладкое — это моя слабость, — объяснил он. — А теперь я предлагаю вам, господа, следующий эксперимент: следите внимательно.
Харальд явно был немного взволнован сообщением Рамселиуса, но молчал. Между тем Рамселиус взял еще один кусок сахару и, зажав его между большим и средним пальцами, выпрямился. Он даже посмотрел на комиссара Бюгдена. Потом снова наклонился и протянул руку. Ни слова не говоря, он разжал пальцы, и кусок сахара упал прямо в чашку к Вальграву. Во все стороны полетели брызги. Этого нельзя было не заметить.
— Извините за брызги, — сказал он удовлетворенно.
— Пожалуйста, — отозвался Герман, который нисколько не боялся Рамселиуса. — Но если ты действительно бросил что-нибудь в чашку Манфреда, в чем я сильно сомневаюсь, то тебе следовало действовать более аккуратно.
— Спасибо за совет, — сказал Юхан-Якуб. — Ты хочешь сказать, что сахар нужно было держать над самой чашкой?
Герман утвердительно кивнул головой. Рамселиус взял еще один кусок сахару, наклонился гораздо ниже, чем в первый раз, и опустил руку к самой чашке. При этом очень выразительно посмотрел на нас. Разумеется, он был прав: все это выглядело очень неестественно. Затем он разжал пальцы. Брызг почти не было, но вокруг того места, куда упал сахар, кофе стало пениться.
— Voilà, — сказал Юхан-Якуб Рамселиус. — А теперь я пошел.
— Одну минуту, — попросил его Харальд. — Вас не затруднит припомнить, в котором часу вы пришли и в котором ушли?
— Право же, не помню, — ответил Рамселиус. — У меня очень слабое представление о ходе времени. Я пробыл здесь не больше нескольких минут. Полагаю, что, когда я уходил, еще не пробило часа.
— Куда вы направились отсюда? — спросил Харальд.
— Я оделся в преподавательской комнате, рядом с четвертой аудиторией. На вешалке в вестибюле теперь ничего нельзя оставлять. Студенты воруют, как сороки. Да… так вот, я пошел домой. Именно домой.
— Если вам нечего больше сказать, то мы вас не задерживаем, — сказал Харальд.
Юхан-Якуб пожелал нам удачной охоты и удалился.
— Что было потом? — спросил Харальд.
— Было уже около часа, — ответил Герман. — Как только пробило час, я сразу же ушел отсюда.
— И я тоже, — сказала Мэрта. — В час у меня начиналась лекция. Вернее, в тринадцать часов пятнадцать минут. Но мне надо было написать на доске несколько цитат. Я прошла в аудиторию и написала их. Потом началась лекция.
— А что делал в это время доцент Хофстедтер?
— Мы с Мэртой обменялись несколькими фразами в вестибюле, — ответил Герман. — И оттуда я пошел прямо в свой кабинет в Юридикуме.
— За ними ушел и я, — сказал Ёста. — Мне надо было ехать домой.
— После ухода Ёсты я остался в кафе, — сказал я. — Но потом подумал, что он может подвезти меня на своей машине. Мне надо было поговорить с Авророй фон Лёвенцан, а она живет совсем рядом с Петерсоном. Я помчался вниз и, к счастью, еще застал у подъезда Ёсту. Он как раз садился в машину.
Ёста кивнул головой, подтверждая мои слова.
— Мы ушли отсюда вместе с Манфредом, — сказал Эрик. — Ведь Манфред торопился на семинар. Мы расстались в вестибюле. Я видел, как он направился в четвертую аудиторию. У него был самый обычный вид. А я вышел на улицу, сел в машину и поехал домой, чтобы поразмыслить над результатами конкурса.
Харальд посмотрел на часы. Было около восьми. Он поблагодарил нас за содействие и дал понять, что мы свободны. Ёста, Эрик и Мэрта с Германом тотчас же встали. Я подождал, пока они не поднялись по лестнице в вестибюль, и повернулся к Харальду.
— Хочешь выпить? — спросил я.
— Да, пожалуй, — ответил Харальд. — Только немногой попозже.
Полицейские начали укладывать свою аппаратуру.
— Почему ты спросил про портфель Манфреда? — поинтересовался я.
— Потому что в нем лежали уже отпечатанные результаты конкурса. Следовательно, он либо спустился сюда с портфелем, либо зашел за ним потом в преподавательскую.
— Последнее вероятнее, — сказал я. — Ведь Эрик видел, как он направился в четвертую аудиторию, рядом с которой находится преподавательская. К семинару ему нужно было забрать соответствующие материалы.
— Ты прав. В аудитории, где проходил семинар, лежали отпечатанные на ротаторе семинарские задания, списки присутствующих, авторучка и очки. К счастью, аудитория была опечатана.
— Но едва ли эти находки вызвали сенсацию, — заметил я.
— Конечно, нет, — согласился Харальд. — Не вызвало сенсации и содержимое портфеля. Только результаты конкурса, рукопись лекции, просьба юридического факультета прочитать
