Рим. Вот она грозная сила будущего. Конечно, цивилизованный Китай будет страшен только этнографически, тем, что поглотит в себя Европу – с нецивилизованным, конечно, справятся, но все равно, опасность великая для человечества. Туранская раса изменит и наклонности, и способности индо-германцев, и, может быть, лишит человечество гения»[201].
Главной опорной точкой в системе ценностей Ионина была вера в высокое предназначение русского народа и славян в целом. Он, как и Н.Я. Данилевский, верил в то, что именно в славянской цивилизации реализуются все четыре основы – религиозная, культурная и языковая, политическая и общественно-экономическая.
Будучи сторонником консервативных взглядов, он (как и его друг и коллега по дипломатической работе К.Н. Леонтьев), был ярым противником «прав человека», «равенства», демократии, либерализма, считая, что эта идеология основана на лжи, вере в то, что «свободная конкуренция» сделает всех людей счастливыми. В книге «По Южной Америке» один из самых запоминающихся эпизодов – беседа на пароходе, где один из бразильцев восхваляет «принципы 89 года», равенство и «права человека», сетуя на то, что не Бразилия провозгласила их (она могла сделать это «гораздо лучше») – и при этом забывая, что в то время его страна была империей, открыто практикующей работорговлю и рабовладение[202].
«В Бразилии, – писал он, – жизнь в сущности так проста, и нет никакой борьбы с какими бы то ни было традициями и принципами; внешней политики в настоящем смысле слова нет, а внутреннюю нужно рассматривать в микроскоп, чтобы отыскать существенное различие, например, между консерваторами и либералами, и только благодаря необыкновенной способности к фразеологии ораторов той и другой партии, удается находить повод к неистовым, вечно до пафоса доходящим филиппикам друг против друга. Конечно, при такой политической жизни, теплые места и титулы составляют суть дела»[203].
Ионин не терпел торгашей и торгашество – и высказывал в своей книге отрицательные взгляды на народы, преуспевшие в ростовщичестве и торгашестве – евреев, португальцев и бразильцев, которых описывал в качестве некоего «корявого» подвида евреев. Он с любовью изображал нравы испанцев (их отвагу и рыцарство), индейцев, дикую волю гаучо (которых сравнивал с русскими казаками). Однако его пессимистический взгляд на будущее рисовал ему скорый конец этой самобытной культуры, которая «замолкнет перед нахальными, как сама жидовская натура, мотивами Оффенбаха»[204]. Пророческие слова. Как будто дипломат предвидел и нынешнее засилье массовой культуры и «попсы».
Однако главным врагом Ионин считал все же англосаксонскую расу. «Она составляет чуть ли не единственное исключение по своему характеру между всеми расами, игравшими историческую роль на земном шаре, по своей невообразимой, единственной на свете жесткости и эгоистической исключительности. Только англо-саксонское племя, явившись в Британию, уничтожило, a la lettre (буквально) вырезало поголовно местное население и устроилось не в его среде, но на его пустых развалинах, на его костях. Такого способа завоевания не представляет ни один пункт земного шара; англо-саксонское племя вырезывало все живое до тех пор, пока леса и болота галлийских местностей на западе, острова и горы на севере не представили этому ужасному беспощадному завоеванию земли естественные преграды… История представляет такие сцены жестокости, как например, те, которые ознаменовали войны Кромвеля в Ирландии. Там резня прекратилась только потому, что резать устали»[205].
Идеи Ионина весьма близки к взглядам Леонтьева. Оба презирали и ненавидели капитализм (при этом, не веря в победу над ним), оба с любовью относились к исчезающему миру высокой эстетики, традиционализма, сильных страстей и нравов. В романе Леонтьева «Одиссей Полихроннадес» главный герой, «идеальный человек», консул Благов – истинный патриот России, решительно проводит антитурецкую и антизападную политику на Балканах, пользуясь огромной популярностью среди местного славянского населения. Когда знаменитого философа и писателя спросили, кто же является прототипом Благова, он лаконично ответил: «Образ составлен из Ионина, и, разумеется, меня самого»[206].
Глава 4
Колониальная и имперская политика Великобритании в донесениях российских дипломатов в 80-е годы XIX в
Т.Н.Гелла
Эпоха «нового империализма» характеризовалась растущим в Англии интересом к Африке. Деловые и торговые круги Великобритании с конца 70-х гг. стали рассматривать Африканский континент как наиболее выгодный источник восстановления стабильности в британской экономике. Учреждение протектората над стратегически важными пунктами Африки позволяло Англии препятствовать продвижению вглубь нее представителей других европейских стран, ограничивать их сферы влияния и, что самое главное, способствовало удержанию под контролем реальные и возможные пути в Индию. Наглядно это прослеживается на проведении вторым кабинетом У.Гладстона (1880–1885 гг.) имперской политики в отношении Египта.
В конце 70-х гг. Египет переживал сложные времена: в стране наблюдался рост оппозиционных настроений среди различных слоев населения, которые вылились в мощное национальное движение, направленное как против правящих кругов страны, так и против засилья иностранцев и финансового закабаления Египта. К концу 1881 г. положение в стране крайне осложнилось[207].
Египетские события были в центре внимания европейских стран, особенно Англии и Франции. Россия также не оставалась в стороне. Уже с открытием Суэцкого канала в 1869 г. Египет стал одним из объектов пристального внимания российских правительственных и деловых кругов. Коммерческая значимость канала для российской торговли очень хорошо была обоснована в работе К.Скальковского, представителя «Общество развития промышленности и русской торговли», который побывал на церемонии его открытия и написал затем книгу. Как он указывал, для русских купцов открывались далекие рынки, и они теперь получали возможность торговать экзотическими товарами без посредников[208]. Однако, помимо чисто коммерческих интересов, немаловажную роль играли и внешнеполитические интересы царской России в восточном Средиземноморье. В частности, в конце 70-начале 80-х гг. внимание российского правительства и дипломатов было приковано к Балканам, поэтому они, с одной стороны, в определенной степени были заинтересованы в том, чтобы Англия увязла в спорах с Францией в Египте, но, с другой, ее присутствие в этой стране усиливало британские позиции в восточном Средиземноморье, что шло вразрез с российскими внешнеполитическими планами в этом регионе. В связи с этим, аккредитованные в Лондоне представители российских дипломатических и военных ведомств стремились подробно освещать политические дискуссии по египетскому вопросу, разгорающиеся как среди членов либерального кабинета У. Гладстона (с 1880 г. у власти) и противостоящей ему консервативной партии, так и в стенах британского парламента, а также представленных в материалах прессы.
А. Б. Лобанов-Ростовский
(1824–1896)
А. П. Давыдов
(1838–1885)
А.П. Моренгейм
(1824–1907)
В начале 80-х гг. Российскую империю в Лондоне представляли яркие дипломаты. Так, с конца 1879 г. до 1882 г.
