учил, не успел. И наверное, она сделала что-то не так, потому что изумление лорда она ощутила без труда. Именно ощутила, и именно изумление. Вообще Катерине и раньше доводилось понимать, кто что имеет в виду, и обычно она оказывалась права, но здесь её всё равно что по голове ударило — она понимает невысказанное!
— Ну, ну, — кивнул он, оглядел Катерину с ног до головы и пошёл куда-то по двору.
Оказалось, что за его спиной стояла пухленькая девушка в чепце — её Катерина тоже видела в зеркале. Грейс, её зовут Грейс, ей можно доверять. Отлично.
— Миледи, как хорошо, что вы вернулись! — она подбежала и принялась целовать Катерине руки — вот ещё только не хватало!
— Да, Грейс, я вернулась, — кивнула Катерина. — Пойдём отсюда, хорошо? Только где-то тут были вещи…
— Фил, балбес, куда ты повёл коня миледи, там её вещи! — звонкий голос разнёсся по всему двору.
И тут же двор заполнился самыми разными звуками — хрустом, топотом, звоном, разговорами. Что это было? Все они молчали, когда отряд въехал во двор? И ждали, что будет? А что могло быть?
Грейс получила свёрток и, прижимая его к груди, со счастливой улыбкой сказала:
— Идёмте, миледи!
Муж уже где-то потерялся, но у него, наверное, какие-то дела? Будет надо — найдётся, подумала Катерина, следуя за Грейс внутрь каменного монстра.
Суровый пустой коридор был очень тёмным — никаких окошек, только изредка — плошки, в которых что-то горело. Горело с чадом и запахом. Катерине не понравилось, она щёлкнула пальцами — и ура, появился светящийся шарик. Он поплыл впереди неё, и стало ощутимо светлее.
— Миледи, — изумлённо выдохнула Грейс. — Как это вам удалось?
— Госпожа Мэгвин сказала, что я всегда это умела, — пожала плечами Катерина.
— Но ведь господин Бервик никак не мог добиться от вас ничего подобного!
— Значит, госпожа Мэгвин лучше умеет объяснять, да и только, — Катерина понятия не имела ни о каком господине Бервике, но о преподавании знала всё.
Тем временем они добрались до винтовой лестницы — видимо, в башне — и стали подниматься наверх. Поднимались довольно долго — несколько оборотов, потом выбрались ещё в один коридор, тоже тёмный.
Дверь оказалась совсем рядом — в нескольких шагах. И открылась в довольно-таки светлую комнату — с большим окном, и в нём стояло настоящее стекло.
Пара сундуков, стол у окна, лавки со спинками, на столе корзинка с какими-то нитками — вышивка, что ли? На стенах — гобелены. В стене справа — дверь, видимо, там спальня, потому что виднеется кровать с балдахином.
— Как же хорошо, что с вами всё в порядке, миледи, слава господу, — Грейс чуть не плакала, вот ещё!
— Что такое, Грейс? Почему ты плачешь? Почему все так странно на меня смотрят?
— Так ведь все думали, что вас уже в живых нет!
* * * *
— Уже ведь думали вас отпевать! Миледи Маргарет так и сказала утром отцу Мэтью — что нужно провести заупокойную службу! А тот покачал головой — пусть, мол, милорд Роберт подтвердит, тогда да, и милорд Грегори. А милорд Грегори сказал, что самолично вас видел, хоть вы и были вроде как не в себе, вот. Это правда? Он вас видел?
— Мне госпожа Мэгвин говорила, что он приходил, — кивнула Катерина. — Знаешь, Грейс, со мной всё хорошо, но — я ничего не помню. Я помню себя только с того момента, как очнулась в доме госпожи Мэгвин, понимаешь? Я знаю, что ты — Грейс, и что мы с тобой давно вместе, да и всё.
— Точно, давно, вам было пять лет, а мне семь, когда ваша матушка, миледи Гвен, мне вас доверила, — закивала девушка.
Была она сероглаза, из-под чепца топорщились завитки белокурых волос, на круглом лице написано участие и сочувствие. Да и не только на лице, она в самом деле всё это испытывала — поняла Катерина.
— А милорд Роберт? Его вы вспомнили?
— Да, как и тебя. Знаю, что это он, и что он — близкий мне человек, и всё. Скажи, ты поможешь? — Катерина глянула на Грейс испытующе.
— Да как же вам, миледи, не помочь! Всё-всё расскажу! Ведь миледи Маргарет сегодня уже сказала, что раз вас нет, то и я пусть убираюсь из замка на все четыре стороны, а куда же я пойду? А если вдруг вы каким-то чудом найдётесь, то подыскать камеристку — дело недолгое.
— Никуда ты не пойдёшь, тут даже и говорить не о чем, — нахмурилась Катерина. — А чтобы мне проще было говорить в твою защиту, рассказывай всё. С самого начала. Как мы встретились — и дальше.
Грейс всхлипнула и принялась рассказывать. Оказалось, что и впрямь девушки росли вместе — дочь управляющего была сочтена пригодной для того, чтобы сопровождать в жизни госпожу. Поэтому они и учились тоже вместе — грамоте, языкам — Грейс говорила по-франкийски, по-арагонски — нет, и местный вариант латыни одолела с трудом. Но умела танцевать, аккомпанировала госпоже, когда та пела, и подпевала сама. Знала всё о местной одежде, сама умела шить и вышивать — впрочем, как и госпожа.
Знание о том, что тело было не таким и неучёным по местным меркам, обрушилось прямо на голову, и с одной стороны, порадовало, а с другой — напугало. Ведь Катерина-то ничего этого не знает! Какая музыка, какое рукоделье! Шить она, конечно, шила, в девяностые без этого было трудно. Умела вязать — по схеме, ну и простое — носки, варежки, шапки, шарфы. Никакой вышивки в её жизни не случилось, не до того было, а в последний год Наталья предлагала попробовать вышивать крестом по схеме — мелкой моторики ради — но Катерина так и не приохотилась. Может быть, как-то удастся обойтись?
Более того, оказалось, что всю свою одежду Кэт вышивала сама. И как теперь, спрашивается? Ладно, будет время — придётся попробовать. Вдруг сработает память тела? Как с конём?
А про коня Грейс рассказала — да, коня зовут Облако, подарок Роберта, серый в яблоках, необыкновенно красивый. Подарен после того, как один из его жеребцов сбросил Кэт во время прогулки. Этот смирный и воспитанный, но Кэт его боялась, как огня, как и всех прочих коней. Дома она, конечно, училась верховой езде, но предпочитала книги и музыку активному времяпрепровождению.
Да, Кэт учили магии. Магические способности были у её матушки, миледи Гвен, она была такой же рыжей, как и Кэт, и тоже замечательной красавицей, но рано умерла — в родах, ясное дело.
