него сувениры.
В марте следующего года отчет был готов, а в середине апреля мы отбыли на Родину.
Незаметно пролетели дни отпуска, а в конце июня 1967 г. мы снова вылетели в Конго.
Недолгие сборы, и мы катим в джунгли…
Снова в джунгли
В середине июля мы выехали из Пуэнт-Нуара, направляясь в Мосенджо и далее к ручью Бикелеле, в знакомые места. Переночевав в Димонике, двинулись дальше. Наш новый шофер — Марсель Мунгабио — любитель быстрой езды. Гонит газик по саванне со скоростью 100 км/ч, нагоняя страх на детишек и женщин. Детишки удирают в траву, шарахаются в стороны от дороги женщины. Несмотря на просьбу, он не сбавляет скорость, даже когда проезжает по деревне. Какое-то ухарство. Задавив нескольких кур и барана, Марсель продолжает гнать машину с прежней скоростью. Бессмысленное убийство его, видимо, не трогает.
К вечеру прибыли в Мосенджо. Нас окружили знакомые конголезцы. Улыбки и крепкие рукопожатия говорят о том, что они рады нашему приезду. Наносим визит новому супрефекту. Ему на вид лет 35, а его супруге — 16. У них малыш. Встретили нас очень любезно. Супрефект заверил, что будет оказывать нам всемерную помощь. На прощанье сказал: «Завтра приеду в деревню Мосана, чтобы пожелать вам доброго пути».
Переночевав в Мосенджо, едем в Мосана. Вот и знакомая деревня. Идем к шефу кантона, который встречает нас около хижины. Он сильно сдал за год, еле-еле передвигается. Преподносим ему подарок: несколько бутылок белого вина «Совинко», которое он очень любит. Вскоре подъехал супрефект. Супрефект и шеф кантона обменялись речами.
После митинга тепло прощаемся с супрефектом и шефом кантона и едем в деревню Мадингу, к Луи Бунгу, которого нам не терпится увидеть. Около хижины нас встретила его жена и сообщила:
— Луи нет дома, он в лесу, но скоро вернется.
Не прошло и 10 минут, как на опушке леса показался Луи. Он слегка прихрамывал на правую ногу. «Поранил мачете», — сообщила жена. Увидев нас, Луи зашагал быстрее, и вскоре мы жали его руку. Между тем повар накрыл раскладной стол и пригласил к обеду. За обедом я спросил Луи, сможет ли он пойти с нами завтра в джунгли. «Да, конечно», — ответил он без колебаний.
На другой день — это было 20 июля — уходим в джунгли. Нас четверо среди конголезцев: геолог Павлин Потапов, радист Вячеслав Дорофеев, переводчик Сунат Нишанбаев, узбек по национальности, и я, начальник отряда. Дорофеев должен установить рацию и вернуться в Пуэнт-Нуар.
…Идем другой тропой, не той, по которой проходили в прошлом году. Луи заверил, что эта тропа лучше. Так и оказалось: лес здесь разрежен. Правда, он выглядит здесь как-то безрадостно: встречается много деревьев, сгнивших на корню. В их стволы легко входит геологический молоток. Часто попадаются упавшие деревья. И что странно — стоит тишина. Не слышно пения птиц, верещания цикад, крика обезьян.
Луи Бунгу по-хозяйски осматривает тропу: отбрасывает в сторону лежащие на ней ветки, кое-где обрубает лианы, делает зарубки на деревьях. Это его «владения». Чувствуется, что он очень любит свой лес.
Пройдя около 15 км, остановились на ночлег. Здесь мы уже проходили в прошлый раз. Располагаемся под навесом, а Луи — рядом с нами на земле под открытым небом. Когда стемнело, пошел мелкий дождик. Луи в хижину нс пошел, а приказал рабочим сделать над его постелью легкий навес из банановых листьев.
— Я должен вас охранять, так мне приказал супрефект, — заметил он.
Когда совсем стемнело, вернулись охотники с тушей кабана. Луи поднялся и при свете костров стал раздавать мясо рабочим. Когда от кабаньей туши ничего не осталось, Луи обращаясь к нам, заметил:
— Все рабочие остались довольны.
На следующий день утром отряд вступил в царство травы высотой в два человеческих роста, которую бацанги называют «масиса». Трава немного напоминает комнатный фикус. Сердцевина масисы считается целебной. Ее прикладывают в ранам как антисептическое средство. Стебли масисы местами были объедены.
— Горилла обедала, — заметил Луи, ударяя по траве мачете. Тут же растет другая трава высотой 3–4 м. Ес стебель вверху оканчивается одним-единственным огромным листом — сантиметров 80 длиной и сантиметров 50 шириной. Это растение конголезцы называли «фёй де брус», что в переводе означает «лист джунглей». На стебле «листа джунглей» красуются два-три ярко-красных цветка. Между масисой и «листом джунглей» растет еще какая-то высокая трава, стебель у нее съедобный, по вкусу напоминает щавель.
Луи шел рядом со мной и все время старался научить меня понимать жизнь леса.
— Смотрите, вот следы кабанов. Они лакомились плодами масличной пальмы. Эти ягоды, — он показывает на ярко-красные ягоды величиной с крупную вишню, — любят есть обезьяны. Для людей они вредны.
Внезапно Луи сворачивает с тропы в сторону.
— Там над тропой висят гнезда ос, они больно кусаются, — поясняет он.
Что и говорить, шаг благоразумный с его стороны. Я хорошо знаю, как кусаются сибирские осы. У конголезских ос вряд ли иные повадки; в этом я убедился только позднее.
Перелезая через дерево, лежавшее на тропе, Луи заметил:
— С этого дерева пантера прыгнула на кабана. Вот следы их борьбы.
Внимательно всматриваюсь, но никаких следов не вижу. Немного в стороне от дерева видна свежая бороздка на почве.
— Пантера скребла лапой. Ей зачем-то надо было запомнить это место, — поясняет Бунгу. Чуть дальше на тропе валяются клочки шерсти.
— Их выплюнула пантера, съев какое-то животное.
На одном из термитников Луи показывает нам еле заметные полосы и поясняет: «Следы оставил панголин, он лакомился термитами».
Луи все больше и больше поражал нас своими знаниями джунглей и их обитателей. И в этом отношении он был схож со знаменитым нанайцем Дереу Узала.
К вечеру подошли к лагерю, в котором не были ровно год. Он стал неузнаваем. Здесь выросли кустарники и деревья музанга высотой до 3 м, хижины заросли травой, появилось много мелких, больно кусающих мух. Сильно «постарела» наша хижина: подгнили ее стойки, а стены изнутри и снаружи оказались разрисованными причудливыми узорами — трубочками-галереями, или ходами термитов. Вначале я не придал этому никакого значения. Но вскоре убедился в том, что термиты в наше отсутствие здорово поработали. Захожу в нашу прежнюю хижину, вижу ранее забитый в стойку гвоздь и вешаю на него полупустой рюкзак, но он падает вместе с гвоздем. Беру этот же гвоздь и забиваю в другую стойку, гвоздь входит в нес, словно в творожную массу. Нашу хижину съели термиты. Эти разбойники начали с геологических молотков, а теперь добрались до хижины, которую с аппетитом доедают. А ведь
