думал, он здесь. Без него нельзя…
— Даня, успокойся. Отец даже не знает про тебя. Зачем он тебе сейчас? Мы ведь приехали лечиться. Если хочешь, потом попробуем его найти, когда ты поправишься.
— Нет, ты не понимаешь. Мне не хватит сил. Надо сейчас найти.
Алька не знала, что делать. Данька впадал в какую-то странную тихую истерику. Он только смотрел на нее грустными глазами и мысленно твердил: «Он мне нужен! Без него не получится!» Она уже сама была готова запаниковать, но тут начался вечерний обход, потом ужин, а потом родителей попросили покинуть палату.
Возвращаясь на съемную квартиру, Алька пыталась понять, что случилось с Даней. Он никогда не страдал от отсутствия отца. Конечно, интересовался, кто тот и где сейчас, но не более. Это было странно и пугало. И еще она боялась, что сын в таком состоянии может поставить на уши всю больницу. И хотя они договорились, что он не будет в больнице пользоваться своими способностями, но … похоже, будут проблемы. И она не ошиблась.
Утром, придя в больницу, Алька узнала, что та закрывается на карантин. По ветрянке! И всех детей, не болевших ею раньше, выписывали. Альке сказали прийти через две недели, узнать, есть ли свободное место. Она, конечно расстроилась. Две недели в Москве! Чем они будут заниматься?
— Мы будем папу искать!
— Как мы будем его искать? — вслух ответила она. — Я не знаю даже его фамилии! Мы не сможем его найти!
— Я постараюсь!
И он старался. С утра до вечера они катались по городу, побывав во всех его районах. Но Даня не чувствовал отца. А на все вопросы, зачем тот ему понадобился, отвечал одно и то же: «Он мне нужен!»
Алька, не верившая в то, что их поиски окажутся удачными, не особо расстраивалась, а вот Данька… он словно слабел с каждым днем. Алька с тревогой замечала, что сын перестал улыбаться. Перестал интересоваться окружающим, не просил ее почитать книжку. Только сидел часами, уставившись в никуда. Но за день до окончания карантина, Данька вдруг оживился, даже заулыбался: «Он здесь!»
Глядя на оживавшего на глазах сына, Алька думала, что делать дальше. Видимо, без встречи с Сергеем не обойтись… Вспомнит ли он ее? Больше трех лет прошло… Ей было страшно. Страшно, вдруг он взглянет на нее и не узнает. Вдруг не признает Даньку. Ведь он наверняка женат, и у него есть другие дети.
Ее размышления прервал отчаянный крик сына:
— Нет! Он отталкивает меня! Он не хочет со мной говорить!
Алька взяла Даньку на руки, и он, уткнувшись ей в грудь, залился слезами:
— Почему? Он не любит меня? Почему?
— Тише, солнышко мое, успокойся! Отец не знает о тебе, он не знает, кто ты, он, наверное, просто не понял.
— Нет, он понял, понял, я чувствовал! Но он оттолкнул меня! Он меня не хочет!
— Нет, Данечка, он просто не знает тебя. Может быть, испугался. Когда он увидит тебя, то передумает. Вот увидишь! Он полюбит тебя! Обязательно!
— Да? Пусть тогда увидит! Надо позвать!
— Не трать силы, малыш. Через два дня снова в больницу. Надеюсь, все будет в порядке в этот раз.
Но и в этот раз Даня провел в больнице только два дня. На третий у него поднялась температура. И его отправили домой — лечиться. Еще почти три недели они боролись с коварной ангиной. Уже закончился октябрь, а они так и сидели в Москве, в съемной комнате в коммуналке. Деньги почти закончились, зимних вещей Алька с собой не взяла. Надеялась вернуться домой до ноября. Теперь же она понимала, что в лучшем случае они смогут вернуться домой к Новому году. Выручила мама — приехала на денек, проведать внука, привезла теплые вещи и деньги, которые они с папой откладывали «на черный день». Алька была им очень благодарна. Но мама уехала, Данька продолжал слабеть, и Альку охватывало отчаяние. Наконец в конце ноября Даню положили в больницу и стали готовить к операции. Но там ему резко стало хуже. Малыш таял на глазах. Врачи боялись оперировать ребенка в таком состоянии, говорили, что надо подождать и стабилизировать его показатели. Проводили какую-то укрепляющую терапию. Но Данька угасал. Алька через силу улыбалась в больнице сыну, пытаясь его расшевелить и подбодрить, а дома рыдала в подушку. Она не знала, как помочь Даньке. Он хотел видеть отца. Но где же его найти?
Заканчивался декабрь, везде стояли наряженные елки, переливались разноцветными огнями гирлянды, люди улыбались в ожидании праздника. А Алька каждый день надеялась на чудо. Но чуда не произошло. Придя к сыну тридцатого декабря, она не застала его в палате. Кинувшись на пост к медсестре, узнала, что Даньке ночью стало плохо, его увезли в реанимацию, и врачи решили провести операцию, невзирая на его состояние. Речь шла о спасении его жизни.
Следующие три часа Алька ходила по коридору, как маятник, не в силах заставить себя остановиться. Она словно чувствовала сына — маленькую теплую искорку, мерцающую слабым светом там, за дверями операционной. «Все будет хорошо, все будет хорошо, надо только верить в это», — внушала Алька сама себе, пытаясь взять себя в руки. Нельзя паниковать! Она нужна сыну! К вышедшему из операционной врачу она подошла почти спокойно, с надеждой глядя тому в глаза.
— Операция прошла успешно, Даня сейчас отходит от наркоза, его состояние стабильно-тяжелое. Но это нормально после такой операции. Несколько дней он проведет в реанимации, это обычная практика, нужно круглосуточное наблюдение. Как только он придет в себя, вам позвонят. Вы сможете навещать сына.
— А сейчас нельзя?
— Нет, пока нельзя. Он все равно еще не очнулся от наркоза.
Вечером Альке позвонили и сообщили, что Даня очнулся, все в порядке. Утром ей разрешат его навестить.
Но утром к сыну ее не пустили. Ночью ему стало хуже. Была остановка сердца. Сейчас он в коме. К нему нельзя. Как будет можно, ей сообщат.
Кругом была новогодняя суета, улыбающиеся лица и поздравления «С наступающим!» со всех сторон. Но Алька словно не видела и не слышала ничего. Она шла домой, в маленькую обшарпанную комнату, давно нуждающуюся в ремонте, садилась у окна и ждала. Чуда. Телефонного звонка, сообщающего, что Данька очнулся и с ним все хорошо. Или… Сергея, словно в сказке появляющегося вдруг у них под окнами. Тогда они бы вместе пошли в больницу, Даня бы почувствовал отца и очнулся!.. Но ничего не происходило. Наступала ночь, а на следующий день она снова шла
