Книга Сень - Квинтус Номен

По окончании зимней сессии Таня приехала в Химки в Мясищеву посмотреть на обещанный самолет. Самолетов оказалось сразу два, правда сам Владимир Михайлович ни к одному из них прямого отношения не имел. Он, как и обещал, организовал в МАИ, где тоже преподавал молодежи авианауки, студенческое конструкторское бюро — и вот студенты обе эти машины и спроектировали. А потом и изготовили сами, но, конечно, уже на авиазаводе.

Первая машина — которую, собственно, Владимир Михайлович Тане и предложил — была, по его словам, демонстратором. Демонстратором того, что может сотворить не ограниченный в фантазиях студенческий энтузиазм. Ну и, в некоторой степени, демонстратором различных нетривиальных методов конструирования летающей техники. Маленькая шестиместная машина (плюс два места в кабине пилота) летала на двух турбореактивных моторах по восемьсот пятьдесят сил — и это при том, что вес самолета лишь немного превышал тонну. При взлете и посадке пилот мог выпустить довольно большие предкрылки, закрылки размером чуть ли не в половину ширины крыла, а если очень захочется, то из крыльев можно было выдвинуть полутораметровые консоли — и самолет мог взлететь с полосы длиной метров в семьдесят. Ну а когда вся эта бижутерия пряталась обратно, машина непринужденно летела со скоростью в шестьсот пятьдесят километров на трехкилометровой высоте. И лететь могла (на высоте уже в семь километров) на три с лишним тысячи километров, но уже в длину.

Ни Владимир Михайлович, ни заводские испытатели не удивились тому, что самолетик Таня освоила примерно за две недели. Однако и Мясищева, и всех студентов из КБ очень удивило то, что маршал Голованов, слетав с Таней пару раз, выдал двадцать второму заводу заказ сразу на семь таких же машин. Несмотря на то, что, по мнению заводских испытателей, самолет мог пилотировать в одиночку единственный человек на свете: управлять «всеми этими примочками» на взлете и посадке даже двум пилотам было весьма непросто. Но — маршалу авиации виднее…

Второй же самолетик Владимир Михайлович Тане показал исключительно как «летающий курьез»: крошечный самолетик с двумя хвостами (двумя полноценными «самолетными хвостами») и двумя моторами по сто восемьдесят сил при собственном весе чуть меньше семисот килограммов легко мог тащить тонну груза. Моторы использовались ковровские «тракторные оппозитники» в шестицилиндровой и алюминиевой версии под девяносто восьмой бензин, в конструкции студенты применять титан вообще не стеснялись — но вот в качестве сельскохозяйственного самолета эта странная игрушка выглядела перспективно и даже получила какую-то премию на какой-то выставке. Правда, производство ее никакому заводу поручать не стали… и у Тани Серовой резко укрепились деловые связи с Рязанским обкомом, а в Касимове сама по себе организовалась артель «Касимовский авиатор». Правда, теперь перед Владимиром Михайловичем встала задача трех новеньких авиаинженеров не распределить в какое-нибудь существующее авиапредприятие, но он обещал проблему решить…

Лаврентий Павлович просто разрывался между несколькими проектами, которые ему пришлось сейчас вести. Ну, с атомным проектом все было, в общем-то, понятно, в этой работе нужно было всего-то выстроить несколько новых заводов (примерно полсотни больших и сотни две маленьких), людей обучить (для чего Московский механический институт был полностью перепрофилирован, а в четырех институтах авиационных и двух судостроительных появились абсолютно новые кафедры и целые факультеты), все это обеспечить сырьем… рутинная, в общем-то, работа. А вот что делать с бурно развивающейся отраслью радиопромышленности, он понимал не очень. То есть в целом — примерно то же самое, что и в промышленности атомной: заводы строить, рудники копать, людей обучать. Однако чем эти заводы нужно оборудовать, чему людей учить и где копать — было совершенно непонятно, и это его раздражало очень сильно.

Причем больше всего его раздражало то, что уже был человек, который все это знает — но человек этот толком рассказать это другим людям не мог, поэтому приходилось просто заниматься тем, куда человек пальцем ткнет. Хорошо еще, что белобрысая пальцем тыкала довольно метко, пока еще ничего переделывать не приходилось…

Однако некоторые ее идеи казались очень странными: зачем нужно было размещать новый завод по производству кремниевых пластин в далекой Шарье, Лаврентий Павлович понимал не очень хорошо. То есть довод о том, что «в городе пыли мало» в принципе был понятен и выглядел вполне разумным… если забыть о том, что и в Шарье станция фильтрации воздуха должна была обойтись примерно во столько же, во сколько строительство самого завода и жилого городка при нем. Правда, насчет оборудования этого завода было и вовсе непонятно: с одной стороны, сметы, выставляемые Ковровским механическим, казались заоблачными, а с другой стороны ни одно другое предприятие даже не бралось это оборудование делать: инженеры поголовно утверждали, что с такими допусками машины сделать невозможно в принципе. Ну да, про швейные машинки и в Коврове думали, что их сделать невозможно… пока белобрысая не показала как. Показала, а не рассказала — а теперь ей и показывать что угодно вообще некогда.

В апреле товарищ Берия принял участие в совершенно секретном заседании правительства по вопросам фармацевтики. Секретность нового фармацевтического проекта была понятна: новые препараты по сути в полтора раза увеличивали рабочие резервы страны. То есть могли увеличить — если эти «резервы» сами захотят поработать по двенадцать часов в сутки. Но во Владимирской области захотели почти все, в Сальском районе тоже подавляющее большинство взрослого населения в едином порыве… А теперь и на Рязанщине народ порываться стал весьма массово. Но дело было даже не в этом:

— К сожалению, я пока не могу наладить массовый выпуск требуемых препаратов в объемах, покрывающих нужды Советского Союза, — объяснила собравшимся основную нынешнюю проблема Таня. — И никто этого пока сделать не может, но лет через десять, если программа автоматизации производства пойдет по плану, мы это сделать сможем. Однако десять лет — это очень большой срок, за это время просто от старости может умереть миллионов двадцать человек, а нам это не нужно. Поэтому я предлагаю первым делом наладить выпуск простых препаратов, которые не то чтобы исключать смерть от старости, но смогут ее несколько отдалить. И в первую очередь я предлагаю наладить выпуск временных препаратов, излечивающих или хотя бы резко замедляющих сердечно-сосудистые заболевания. Они не идеальные, и возможны определенные побочные явления, но в среднем положительный эффект будет очень значительный. Если учесть, что на самом деле из-за проблем с сердцем и сосудами сейчас умирает примерно три четверти людей, то этот эффект мы увидим очень быстро.

— Быстро — это когда? — поинтересовался Сталин. — И какой эффект мы должны будем увидеть?

— Быстро — это быстро. Два препарата можно будет начать выпускать еще до начала лета, и на подготовку производств потребуется немного, миллионов пятьсот-шестьсот.

— Хорошо быть любимой дочерью миллиардера, — не удержался от реплики Струмилин. — Кстати, никто среди нас такой дочерью не является?

— Одна доза препарата на таких фабриках будет обходиться примерно в два-три рубля, то есть в месяц на человека будет тратиться менее ста рублей, которые, я думаю, любой из наших граждан с удовольствием заплатит. Потому что прием препарата — ежедневный прием — для девяноста процентов пожилых людей гарантирует минимум пять лет дополнительной здоровой и бодрой жизни. А минимум две трети из тех, кто при нынешнем положении дел за следующие десять лет гарантированно умрет, доживет до того времени, когда мы наладим выпуск сильнодействующих препаратов.

— Это мы знаем, что гарантирует, а сами люди — мы им тоже скажем, что ешьте таблетки и проживете на пять лет дольше? Не поверят же.

— Да и сто рублей при средней зарплате в семьсот — сумма заметная, — добавил Станислав Густавович, — а уж для колхозника это заметно больше его месячного денежного дохода. Я уже о пенсионерах не говорю.

— Я думаю, вопрос финансирования медикаментозной поддержки населения мы решить сможем, — заметил Сталин, — а жизни почти пятнадцати миллионов наших граждан для страны гораздо важнее, чем рубли и копейки. Я уже не говорю о том, что это почти компенсирует наши потери в прошедшей войне…

— Я думаю, что если населению сообщить, что препараты действительно сильно увеличивают продолжительность жизни, то за границей их можно будет продавать по гораздо более высокой цене и тем самым профинансировать расходы на обеспечение ими наших людей, — заметил Струмилин.

— Я категорически