день и в каждый последующий он думал только о ней. О Мии. Что отвлекало. Мысли о ней. О ее сиськах. Упругой аккуратной попке. О губах, как бутон розы, которые она кусала, когда нервничала. Так она делала в его присутствии. Он это знал. Но она была забавной. Все равно разговаривала с ним, смотрела на него своими голубыми, как океан, глазами, которые он не мог выбросить из своей гребаной головы. Следовательно, его голова была полна дерьма, в котором он не нуждался.
Итак, у него был охеренно плохой день. Вот почему он сидел в баре клуба, наливая себе первую порцию виски, хотя часы едва показывали полдень. Так продолжалось всю последнюю неделю.
— Иисусе гребаный Христос, вы только посмотрите на это, — присвистнул Гейдж, один из его братьев. Он почти выдавливал лицом окно, выходившее на передний двор. — Только что появился такой лакомый кусочек, — он сделал паузу. — Бл*ть, Лаки уже на нее набросился, гадкий ублюдок.
Гейдж звучал искренне печально.
Булл покачал про себя головой. Гейдж был безбашенным. В одни дни, например, как сегодня, он был легкомысленным, похотливым шутником. Но в другие дни, когда того требовал случай, ублюдка как будто подменяли. Чему вы не хотели бы быть свидетелем. Его взгляд становился пустым, а сам он — холодным и безжалостным. Шутник исчезал. Появлялся убийца. У него были серьезные гребаные проблемы. Проблемы, которые, по мнению Булла, возникли из-за уродливых шрамов, скрывавшихся под татуировками на его руках.
Кейд и Брок развалились на диване без своих женщин, что было для них нехарактерно. Все потому, что сегодня утром у них состоялось собрание в «церкви». Опять же, что нехарактерно. Но дела шли хреново.
— Господи, — пробормотал Брок с ухмылкой. — Последнее, что нам надо, чтобы ублюдок пополнил свою коллекцию еще одной сучкой. Их у него и так слишком много. Если он не будет осторожен, однажды какая-нибудь из них узнает об этом и слетит с катушек, пристрелив засранца.
Гейдж продолжал смотреть в окно.
— Не похоже, что она здесь из-за него. Судя по всему, у нее проблемы с машиной. — Он покачал головой. — Чертовски горячая штучка, а водит нелепый девчачий «Жук».
Он произнес это так, будто женщина совершила преступление перед человечеством.
Булл вскинул голову. Он знал только одну горячую штучку, водившую «Жук». Ни за что на свете он не хотел, чтобы Лаки заигрывал с ней. В мгновение ока Булл залпом выпил виски и направился к стоянке. Он даже не осознавал, что Брок и Кейд следуют за ним, пока не добрался до машины, под капотом которой возился Лаки. Он хмуро зыркнул на братьев, но промолчал.
При виде нее, все повторилось. Чертовы демоны замолчали. И Булл сразу же возненавидел ее за это. За то, что она вызвала в нем дерьмовые чувства, которые он, ни хрена, не понимал. За то, что заставила его желать поколотить своего брата разводным ключом за то, что тот ей улыбался и называл «дорогуша». И за то, что заставила его каким-то образом согласиться пойти в кино с ней и своим гребаным ребенком, чтобы Лаки не приблизился к ней даже на фут.
Это была пытка. А Булл не раз испытывал пытки. Как физические, так и душевные. Из него выбивали все дерьмо, заставляли истекать кровью. Он чуть ли не смеялся в лицо тем слабакам, которые это делали. А чего стоило его е*анутое сознание. Те ежедневные пытки, которым оно его подвергало. Образы, которые преследовали его во сне и наяву. Потребовались годы постоянных страданий, чтобы контролировать это. А она забрала этот контроль. Сидя рядом с Мией, ощущая аромат ее волос, чувствуя, как она, мать ее, ерзает на своем месте, он почти потерял контроль. Ему хотелось наброситься на нее, попробовать ее рот, ее киску. Каждый ее дюйм. Вашу мать, рядом сидела ее дочь. И это единственное, что его останавливало.
Малышка каким-то образом прорывалась сквозь каждую воздвигнутую им стену, чтобы он мог оставаться в здравом уме. Отгородиться от внешнего мира. Держать демонов запертыми. Ее легкая улыбка, болтовня обо всем на свете. То, как она смотрела на него, будто он был кем-то. Он чувствовал желание защитить ее. Бл*ть, ему чертовски нравилась эта девчонка. Поэтому, когда он увидел, как прыщавый засранец глазеет на нее, то едва удержался от того, чтобы не схватить его за воротник и не запихнуть головой в автомат для попкорна. Он этого не сделал. Просто предложил, чтобы в следующий раз, когда он будет обслуживать Лекси, он смотрел на свои гребаные закуски и больше ни на что, иначе Булл навестит его дома и отрубит ему член. Слишком? Возможно. Но, как он упоминал… его контролю пришел пи*дец.
Вот почему он должен держаться от них подальше. Это чертовски ясно. Только поглядите, в каком он состоянии. Ему нужно убедиться, что он больше не встретится ни с одной из этих сучек. Что трудно сделать, живя с ними через гребаную улицу. Но он бы это сделал. Ради сохранения здравости рассудка. Ради их безопасности. Он не мог ни с кем снова сблизиться. Ему не нужно больше невинной крови на своих руках.
Когда он остановился у клуба после двухчасовой пытки, то решил, что видит их в последний раз.
— Увидимся, Зейн, — прощебетала Лекси с яркой улыбкой. — Я могу сказать, что вам очень понравилось. Вы придете в следующий раз?
По какой-то причине он не хотел разочаровывать ребенка.
— Посмотрим, Лекс, — солгал он.
Она засияла еще ярче, если это было возможно.
— Клааасс, тогда, до встречи, — воскликнула она, выпрыгивая из внедорожника.
— Пока, малышка, — пробормотал Булл.
Он изо всех сил пытался не смотреть на выражение неуверенности на красивом лице Мии, которая наполовину выбралась из внедорожника.
Бл*ть. Она была так охрененно красива, что он едва мог ясно мыслить. Мало того, она была забавной. У них с дочерью были легкие отношения, полные счастья. Она была хорошей мамой.
— Серьезно, спасибо, — поблагодарила она тихо. — За то, что заплатил и пошел с нами. Лекси очень разборчива в том, кого брать с нами в кино, так что ты должен быть счастлив, что получил повторное приглашение. Они также престижны, как и приглашения на королевские свадьбы, — пошутила она.
Буллу хотелось улыбнуться, засмеяться. Но он сосредоточился на том, чтобы сдержаться. Был обязан. Он не мог ослабить бдительность рядом с ней. Ни на секунду. Вот почему промолчал.
Улыбка Мии дрогнула.
— В
