обычно сосредоточен где-то над моей головой. Но в тех редких случаях, когда наши взгляды встречаются, замечаю его глубочайшее презрение. Он ненавидит меня. Не знаю почему. Просто меня ненавидит.
Я осторожно срываю замерзшую розу и смотрю на хрупкие, увядшие желтые лепестки в руке. Розы цвели чуть больше года назад, когда я только приехала в этот дом. Именно тогда и встретила своего будущего мужа.
Обе горничные Рокко подхватили желудочный грипп, а поскольку моя мама часто убирала дома для членов «Коза Ностры», в том числе и для одного из охранников Рокко, ее позвали на подмену. Моя мать уже много лет страдала от болей в спине, и я пришла помочь. Врач сказал, что ей нельзя поднимать тяжести, но она тоже должна была работать, потому что денег, которые я зарабатывала на работе бухгалтером и в закусочной, не хватало, чтобы оплатить медицинские счета отца.
Мы приезжали в семь утра и уходили после девяти вечера. Рокко я видела лишь мельком. Я мыла шваброй фойе, когда он вернулся домой и прошел в свой кабинет, оставив мокрые следы на только что вымытом полу. Он кричал на кого-то по телефону и даже не заметил меня, но даже эта короткая встреча вызвала у меня неприятные чувства.
На следующий день мы пришли еще раз, потому что дом был слишком велик, чтобы два человека могли вымыть его за один раз. Я вытирала пыль со скульптуры в кабинете Рокко, когда он вошел и стал кричать на меня за неосторожность. Я до сих пор помню его унижающий взгляд. Когда мы уходили, поклялась себе, что больше никогда не переступлю порог этого дома. Но судьба, к сожалению, распорядилась иначе.
Я сминаю в руке застывшие лепестки и выбрасываю их. Затем направляюсь к небольшой беседке в стороне. Живая тень следует за мной.
Слишком холодно для простого шерстяного свитера, но я не могу заставить себя вернуться в дом за курткой. Скорее рискну подхватить насморк, чем войду в это ужасное место без крайней необходимости.
На одном из стульев в беседке есть подушка — небольшая защита от холода. Я поворачиваю стул так, чтобы он смотрел в сторону дома, и сажусь. Через некоторое время слышу шелест замерзших листьев и понимаю, что Алессандро стоит у меня за спиной. Я закрываю глаза, наклоняю голову в сторону заходящего солнца и вдыхаю аромат холодного зимнего воздуха полной грудью.
— У тебя есть прозвище? — спрашиваю я.
Под его ногами снова хрустят листья, на этот раз чуть ближе.
— Да.
У его голоса очень приятный тембр. Напоминает мурлыканье большой дикой кошки. Пантеры, которая охотится. Перед тем как съесть тебя. Я ждала, что он продолжит, но вдалеке, со стороны комплекса, слышен только звук пылесоса.
— Ты можешь сказать мне какое?
— Да.
Я прикрываю ладонью рот, стараясь подавить смех. Алессандро очень любит отвечать одним словом. Или, может быть, ему не нравится разговаривать со мной. Наверное, мне следовало бы оставить его в покое, но мне слишком нравится его голос. Мы оба смотрим в сторону дома, чтобы никто не догадался о нашем разговоре.
— И какое же? — спрашиваю. — Бьюсь об заклад, это что-то короткое.
— Аз.
С моих губ срывается хихиканье. Короче не бывает. Мне больше нравится его полное имя.
— Рокко упоминал, что ты работал на дона до того, как тебя перевели сюда. Тоже в охране?
— Да.
— Дона?
— Его жены.
Я пытаюсь вспомнить, как выглядит жена Сальваторе Аджелло, но не могу. Они оба присутствовали на моей свадьбе, и помню, что люди сплетничали о ней, но в тот день я была слишком рассеяна, чтобы обращать на это внимание.
— Какая она?
Несколько минут молчания, и он отвечает, а я чуть не падаю со стула от его ответа.
— Сумасбродная.
— Не думаю, что разумно вслух называть жену дона сумасбродной, — фыркаю я.
— Может быть.
Я оглядываюсь через плечо. Алессандро прислонился к дереву у беседки, его взгляд прикован ко мне. Внезапно, как будто все остальное исчезло из поля зрения, его жесткие темные глаза захватили меня, и я не могу отвести взгляд. Алессандро отталкивается от дерева и, сделав несколько больших шагов, встает за моим креслом.
— Но ты умеешь хранить секреты. — Указательным пальцем он приподнимает мою голову вверх. — Не так ли, миссис Пизано? — В его глазах снова враждебность, но его прикосновение такое нежное, едва уловимое. Я моргаю и быстро отвожу взгляд. Алессандро убирает палец с моего лица.
Подтянув ноги, я обхватываю руками согнутые колени и устремляю взгляд в оранжевое небо над горизонтом. За спиной раздается звук удаляющихся шагов — Алессандро уходит. Я не пытаюсь разглядеть, куда он направляется, слишком поглощенная ощущением его мимолетного прикосновения и трепетом, который оно вызвало в моей груди.
Через несколько минут снова слышу его приближение. А может быть, просто чувствую его. Я все еще сосредоточенно смотрю на небо, когда что-то мягкое и пушистое опускается мне на спину. И не могу отвести глаз от одеяла, которое Алессандро накинул мне на плечи, в то время как последние лучи заходящего солнца окрашивают заревом голые ветви деревьев.
Глава 6
Выйдя на лужайку, прохожу на несколько футов левее, чем вчера, направляясь к гаражу. Камера, установленная на фонарном столбе у подъездной дорожки, охватывает более широкий угол, чем предполагалось.
Каждое утро, приезжая в резиденцию Пизано, я совершаю, казалось бы, обычную прогулку по территории. Тем, кто интересуется, может показаться, что я просто прогуливаюсь, ожидая, когда подопечная будет готова. Но ничего случайного в моих намерениях нет.
На карте территории Пизано, которая висит у меня на стене, отмечено расположение всех камер, каждая из которых обведена кружком с указанием приблизительной дальности съемки. Я не полагаюсь на приблизительность, поэтому каждое утро выбираю маршрут, который, как мне кажется, позволит избежать зон, контролируемых камерами. Возвращаясь вечером домой, просматриваю утреннюю съемку, отмечаю, где камеры зафиксировали кадры, и корректирую свой следующий маршрут. После десяти дней разведки я определил большинство участков подъездной дороги и двора, куда камеры не достигают. Еще через неделю-другую у меня будет полный план слепых зон территории.
Дверь на балкон второго этажа открывается, и оттуда выходит Равенна Пизано в длинном белом атласном платье. Я прячусь за дерево и незаметно наблюдаю за ней. Ее темные волосы как обычно убраны в пучок, и даже с такого расстояния видно, что она довольно сильно накрашена. Это резко контрастирует с ее нежным платьем, развевающимся на ветру. Она похожа
