как говорится, понемножку, — ухмыльнулся Бони. — А как выглядит Изгородь южнее моего участка?
— Там, в общем-то, все не так уж скверно. «Эверест», понятное дело, слегка обсыпался. Всю вершину ветром сдуло. А как у ваших верблюдов насчет воды?
— Позавчера их поил.
— Тогда я останусь ночевать у вас.
На закате Бони покончил с работой и пришел к Ньютону, занятому выпечкой лепешек. Вместе они сварили солонину на завтра. Потом поужинали холодным мясом с картофелем, закурили, и потекла беседа. Говорили главным образом об угоне скота. Ньютон категорически утверждал, что ни одного украденного быка — если только угон вообще имел место — через ворота на его дистанции Изгороди не перегоняли.
— Я посчитал за лучшее сообщить об этом брокен-хиллской полиции, и, кроме того, мне надо было поговорить кое о чем с Джонсом, вот я и посетил недавно коммандера в его доме. Предлог у меня был — заболел желудок, требуется лекарство. Джонс знает теперь, кто я, и обещал мне всяческую поддержку. Пришлось мне пойти на риск. Одним из або, сопровождавших управляющего, когда нашли труп, был Фрэнки. К сожалению, я забыл справиться, как звали второго.
— Это был Чарли Бесноватый.
— Знахарь або?
— Совершенно верно, Эд.
— От одного работника на ферме я узнал, что Каланча-Кент частенько придумывает всякие сумасшедшие истории. Не считаете ли вы, что эта история с угонщиками скота тоже плод его фантазии?
— Не исключено. На выдумки Каланча горазд. Не хочу утверждать, что врет он с умыслом, но с работой у Изгороди ему пора кончать. Лучше подыскал бы себе занятие в Брокен-Хилле. Он еще ни разу не приходил на центральную усадьбу Квинамби, чтобы пополнить свои запасы. Вот и выходит, что — исключая короткие встречи с Леввеем — он иной раз месяцами, кроме меня, не видит ни одного человека.
— Я так подгадал, что пересекся с ним на верхнем конце своего участка. Целый день мы пробыли вместе. — Бони поднял крышку походной жаровни, чтобы посмотреть, не готова ли лепешка. — Каланча вполне мог просто-напросто обмануться. Во-первых, он мог перепутать даты, и, во-вторых, разве можно поручиться, что это самое бряканье цепных пут ему не померещилось спросонок? Он упорно не желает об этом никуда сообщать и дал мне хороший совет — поскорее позабыть все, что он рассказал. Он вообще не хотел об этом говорить — боится, как бы не нажить неприятностей.
— Ну, очень-то волноваться из-за него я бы не стал, — сказал Ньютон. — Мало ли что он вам наболтает. Он и о своей работе такое мне рассказывал, что хоть стой, хоть падай. Единственно, что говорит в его пользу, так это что управляющий Джонса действительно, когда искал Мэйдстоуна, видел следы бычьих копыт, пересекающие дорогу. Однако это вовсе не означает, что бычье стадо перегоняли именно в ту ночь.
— Джонс вообще не уверен, что в наше время еще угоняют скот. А Каланча утверждает, что этим промышляют сплошь и рядом.
— Я бы скорее положился на Джонса.
— А что за человек Чарли Бесноватый?
— Как вам сказать… Самый типичный средний абориген. Когда на Квинамби много работы со скотом, он помогает. Остальное время слоняется вокруг.
— Но соплеменников-то своих держит в кулаке!
— Это так, Эд. Або в этой округе живут совершенно изолированно и справляют всякие свои церемонии за Изгородью, у «Колодца 6». Время от времени ссорятся и даже дерутся, но до серьезных стычек дело, в общем-то, не доходит. Однако лет десять назад двоих покойничков они все же заимели, и полиции пришлось попотеть, чтобы пролить хоть какой-то свет на эту историю.
— Арестовали кого-то?
— Одного молодого аборигена, и дали ему три года тюрьмы. С тех пор ничего подобного не случалось.
— А этот знахарь молодой или старый?
— Лет пятидесяти, я бы сказал. А вот вождю Мозесу по виду все сто пятьдесят дашь. И ни разу за всю свою жизнь не мылся. Встретитесь с ним случайно, держитесь с наветренной стороны. До появления кошмара здешние або нет-нет да и навещали аборигенов Лейк-Фроума. Видимо, племя разделилось, когда построили Изгородь. После этого або, живущие в Южной Австралии, стали выбирать своего собственного вождя. Вы знакомы с аборигенскими обычаями?
— Очень мало, — солгал Бони. — У меня как-то не было времени заниматься або. Я вырос у миссионеров, а позже пошел в Брисбене в университет.
Разговор перешел на обыденные темы, а утром Ньютон продолжил путь на север.
Оставшись в одиночестве, Бони вернулся к монотонной работе. Часам к трем пополудни появилось двое визитеров. Они шли вдоль Изгороди с севера и за высоким валом из колючей травы не видели Бони, пока едва не столкнулись с ним нос к носу. Один из них, старый абориген, сидел на лошади, ведомой в поводу молодым або.
— Добрый день! — поприветствовал их Бони.
Он прислонил вилы к Изгороди и свернул свою знаменитую сигарету. Всадник осадил лошадь и сквозь сетку уставился на Бони. Молодой подошел поближе. Для аборигена выглядел он прямо-таки великолепно.
— Давай табак, — потребовал старик повелительным тоном, и Бони просунул ему сквозь проволоку маленькую щепотку.
— Вообще-то Старый Мозес говорит только на нашем племенном диалекте, — пояснил молодой на довольно приличном английском. — Не найдется ли у вас сигареты и для меня?
Бони протянул ему табак и листик бумаги. Спички у черных были свои.
— Мы ищем лошадь, — продолжал парень, — вы не видели на юге следов?
— Нет. Как вас зовут?
— Фрэнки. Я работаю на Квинамби и уже два дня прогуливаю. Уже слышал о вас. Вы ведь Эд Бонней?
Мозес что-то проворчал. Фрэнки усмехнулся и перевел:
— Мозес желает знать, не слышали ли вы в последнее время Кошмара?
— Нет, я вообще пока его не слышал.
— Не видели его следов?
Бони покачал головой.
— Как бы я узнал, что это его следы? Я ведь его не видел. Как этот Кошмар выглядит?
— Не имею представления.
Молодой або заговорил с вождем Мозесом. Старик что-то пробормотал, пожевал несколько секунд табак, затем снова буркнул какие-то слова и показал рукой на Бони.
— Старик хочет знать, откуда вы пришли, — сказал Фрэнки без особого почтения.
Бони с серьезной миной снял рубашку и майку и повернулся, чтобы Мозес мог увидеть рубцы татуировки, свидетельствующие об инициации их носителя. Потом он снова надел майку и рубашку и спросил Фрэнки, разобрался ли в его анкете Старый Мозес.
Вопрос был переведен, и вождь резко мотнул своей лохматой седой головой. Потом он потребовал еще табака. Бони ответил, что табака у него самого в обрез. В ответ на это Мозес вытащил из сумки плитку отличного жевательного табака
