прибытие совпало с отъездом с берегов Джейхуна султана, бежавшего от татар. Эти вьюки были сброшены в Джейхун нераспакованными, вместе с вещами из вывезенной казны [султана], имевшими еще большую ценность.
Когда после своего отступления из Ирака султан бросил посох пребывания в Нишапуре, он отстранил от должности вазира Низам ал-Мулка Насир ад-Дина Мухаммада ибн Салиха. Причиной тому было то, что он мстил Низам ал-Мулку за неповиновение и был зол на него за такие привычки, как его алчность к взяткам, приводившая к застою в ходе дел и превращавшая в ничто меры по улучшению положения. Словом, этот человек не обладал и малой долей качеств, необходимых для должности вазира, и, кроме [надменного] вида и неумеренной щедрости, в нем не было ничего приметного. Султан назначил его вазиром не по собственному свободному решению, а из-за того, что упомянутый был гулямом матери султана и сыном ее гуляма.
И вот, когда султан отстранил от должности своего вазира Низам ал-Мулка Мухаммада ибн Низам ал-Мулка Баха' ад-Дина Мас'уда ал-Харави, он посоветовался с ней о том, кто подходит [для этой должности], и она посоветовала ему назначить вазиром упомянутого. А султан никогда не противоречил ее приказанию — ни в малых делах, ни в больших, ни в значительных, /36/ ни в незначительных — по двум причинам: во-первых, из-за родительской любви, которую она уделила ему, и, во-вторых, из-за того, что большинство эмиров государства были из ее рода и вместе с ними он боролся против хита'и и отнял у них власть. Он дал ей согласие на это, скрывая отвращение и спрятав в душе неприязнь, и поручил дела вазира упомянутому. До [султана] стали доходить такие вести о вазире, [слышать] которые ему не хотелось бы, а к этому добавлялись еще упреки и порицания из уст некоторых приближенных. Так продолжалось до тех пор, пока султан, возвращаясь из Ирака, не остановился в Нишапуре.
В ту пору кади там был Рукн ад-Дин ал-Мугиси[189], а войсковым кади[190] был Садр ад-Дин ал-Дженди. Садр ад-Дин был связан с султаном службой своих предков. Они служили у султана Текиша в дни, когда тот был правителем Дженда[191], отданного ему в качестве икта' его отцом Ил-Арсланом[192]. А Садр ад-Дин, кроме того, что пользовался указанным обстоятельством, обладал еще и красноречием[193], достоинством и приятной внешностью. И султан назначил его кади Нишапура и прилежащих местностей, увеличив его полномочия и возвышая его тем, что помнил о нем. Султан отличал его среди равных ему, уделяя ему все больше внимания и давая новые назначения. Он наградил его самой дорогой почетной одеждой, вместе с полным убранством коня, и наградил свыше двадцати человек из его родственников, на'ибов и вакилей. Через одного из хаджибов он стал подстрекать его к тому, чтобы он не преподносил Низам ал-Мулку подарка и не являлся к нему в знак службы. Он сказал: «Это я счел тебя способным [к службе], я тот, кто облек тебя властью своим решением. Поэтому никто не имеет права требовать, чтобы ты вознаградил его за услуги, и здесь не было такой заботы, за которую ты должен воздать должное».
Но вот кто-то тайком пришел от Низам ал-Мулка и предупредил Садр ад-Дина о последствии пренебрежения и пригрозил ему, что его невнимание может иметь плохой конец. Он сказал: «Смотри, не надейся на покровительство султана и не пренебрегай диваном». Тогда кади испугался и отнес Низам ал-Мулку запечатанный мешок, в котором было четыре тысячи динаров. Но один из соглядатаев, приставленных к Низам ал-Мулку для надзора, известил султана о том, что совершил кади, несмотря на его распоряжение. /37/ И он потребовал принести ему то, что кади отнес тайно Низам ал-Мулку, и мешок нераспечатанным был доставлен [султану]. Когда кади оказался в собрании (маджлисе), султан спросил его о том, что тот отнес Низам ал-Мулку. Тот отрицал все, отказался наотрез и поклялся головой султана, что не относил вазиру ни динара, ни дирхема. Тогда султан приказал доставить мешок, его принесли и поставили перед кади, а он только потупил взор и уперся взглядом в землю. Затем султан велел кади вернуть пожалованную [ему] почетную одежду, и ее отняли у него. Та же самая одежда была отнесена кади, который был восстановлен в своей должности. Между назначением Садр ад-Дина на должность кади и его увольнением прошел день или два.
Султан приказал Джахан-Пахлавану перерезать веревки палатки Низам ал-Мулка, с тем чтобы она упала на него, что и было сделано. Он сказал вазиру: «Вернись к вратам своего наставника», то есть к матери султана. И он (Низам ал-Мулк) тотчас пустился в путь с закравшимся в душу сомнением и глубоким страхом в сердце. Он не верил, что прибудет невредимым в Хорезм, страшась последствий, которые могут произойти из-за гнева султана на него.
Глава 13
Рассказ о положении Низам ал-Мулка после отставки
Он отправился из Нишапура в Хорезм, одолевая переходы, как будто свертывая свиток книги, удовлетворенный «возвращением вместо добычи»[194]. Когда он приехал в Мардж Шаиг[195], одно из известных пастбищ близ крепости Хурандиз[196], места, где я родился и где была заложена моя основа, я явился в знак службы к нему, замещая своего отца, с подарками и припасами, согласно обычаю. Я проводил его до стоянки Джурмани, а это поместье из наших владений. Здесь есть источник, почти такой же, как исток [реки] Хабур[197]. Здесь у источника я разбил для него три шатра, один из которых был из атласа. Я исполнил /38/ в тот же день с группой его слуг трехкратную наубу, потому что хотя его [уже] прогнали, но всюду, где бы он ни проходил, к нему стекались податели просьб и жалующиеся на несправедливость и он выносил решения по самым серьезным и важным делам. И никто не осмеливался сказать, что он отстранен от службы. Вечером этого дня у входа в его шатер поставили трон, на котором он восседал. А он, с того времени, как покинул султана, расставил по дороге всадников, предупреждавших его о том, кто следует за ним из султанского двора. В это время явился один из них к нему и сообщил, что подъезжает хаджиб Эрбоз ибн Са'д ад-Дин Сахм ал-Хашам[198]. Тогда он изменился в лице и сердце его перестало биться; он потупился, размышляя, и не знал, кто это: вестник гостеприимства или поздний гость несчастья. Так было, пока
