– Это из-за того, что Корнуолл и Бретань брат и сестра. Говорят даже, что очень давно они были соединены, их разъединило море. Впрочем, старики этого края рассказывают, что дважды в году ночью скала Тинтагель исчезает под волнами, и, когда она вновь появляется, скалистая полоса, которая ее соединяет с землей, немного суживается. Вскоре, очевидно, это будет остров…
– Разве мы не высадимся? Я бы так хотела туда вскарабкаться!
– Я думал так сделать, но это было бы неосторожно, ибо может случиться что-нибудь непредвиденное. Надо идти стать на якорь в Педстоу.
– Досадно. Не правда ли?
– Да. Я хотел тебя повести наверх, чтобы посидеть с тобой там, где я столько раз сидел когда-то. В этих местах время не существует, а есть только земля, море, камни и ветер – то, что имеет вечную ценность. Это место для тех, кто любит друг друга…
Мелани положила свою руку на голубую куртку деда:
– Вы хотите сказать, дедушка, что вы меня любите?
Продолжая смотреть на руины, дед положил руку на хрупкую руку Мелани.
– Ты бы не была, детка, здесь, если бы было по-другому. Но мы еще сюда вернемся, надеюсь. И если это буду не я, я тебе желаю приехать с тем, кого ты полюбишь… А сейчас надо уходить отсюда.
Он удалился быстрыми шагами, выкрикивая приказы, и Мелани могла краснеть, сколько ей было угодно. Она вспомнила элегантный силуэт Франсиса в летнем фраке, но вот странно, ей трудно было его себе представить в этом диком и величественном месте. Он совершенно не был похож ни на короля Артура, ни на Тристана, несмотря на то, что у него была слава путешественника. Он был слишком цивилизован, конечно… Он был продуктом высшего общества, утонченного и воспитанного, одетого с иголочки, и какой-то внутренний голос ей шептал, что, наверное, у него никогда не будет желания приехать сюда, чтобы полюбоваться старым разрушающимся замком. Но со своим сердцем спорить трудно, и это сердце находило в молодом маркизе столько привлекательного, что ему можно было охотно простить этот недостаток.
Погода действительно портилась. Море и небо становились одинакового цвета, и волны поднимались все выше. «Аскья» убрала некоторые паруса и уходила от надвигавшейся бури. Довольно быстро достигли Педстоу, курортного места с небольшим портом у устья реки Кемел, как раз вовремя, чтоб избежать шквального ветра, и целых два дня провели в этом месте, к большому огорчению деда, потому что сокращалось время, которое он предполагал посвятить путешествию. Придется возвращаться быстрее, особенно, если испортится погода.
Пребывание здесь скрасило чтение. На борту была маленькая библиотека с книгами на морскую тему, и Мелани с наслаждением погрузилась в путешествия Бугенвиля. Дед научил ее увлекательной игре в безик, и для нее, по крайней мере, время прошло незаметно. И как только океан стал спокойнее, шхуна пустилась так поспешно в обратный путь, что это даже огорчило Мелани. Казалось, дед ужасно торопится возвратиться! Со скоростью ветра пронеслись между грозными скалистыми берегами Корнуолла и островами Силли, которые лишь слегка вырисовывались в густом тумане, но все-таки остановились, чтобы осмотреть Маунт-Бай, глубокую бухту, которую закрывает Сен-Микаэль, величественная гранитная гора, прибавлявшая в высоте из-за выстроенного на ней в античные времена замка. Побережье было здесь особенно очаровательно: его скалы были покрыты розовым «олимпийским газоном», на котором росли редкие тамариндовые деревья, эти «ледовые растения» с припудренными, словно покрытыми изморозью, толстыми листьями и яркими цветами. Постояли на якоре у Пензанса, но этот порт, куда сходились дороги со всего безлюдного низменного побережья, населенного фантомами, показался Мелани печальным. Наверное, потому, что солнце уже не светило так ярко, как прежде. Близился октябрь, и в Полперро прибыли, когда шел проливной дождь. В порту на молу стояла Фройлейн, одетая в плащ и солидные башмаки. В темной одежде под проливным дождем она была похожа на женщин с этих островов на краю света – Уессан и Сейн, – «дочерей дождя», которые целыми днями, без устали ожидают появления парусника или высматривают силуэт хорошо знакомого корабля.
– Она ходила в порт, по крайней мере, три раза в день, – сказала танком миссис Полдхью. – Я думаю, дорогой Тимоти, что она предпочла бы бесконечно пребывать в агонии внутри вашей яхты, чем сидеть перед камином в моей гостинице, поставив ноги на решетку; она вздыхала так, что разрывалось сердце.
– Такому человеку можно доверять! – сказал дед. – Она вернется на мою яхту. У этих немок невероятное чувство долга… Признаюсь, что мне даже совестно, что ей придется вынести новое путешествие! Я не должен был бы ее брать с собой…
– Она никогда бы не согласилась, чтобы я уехала без нее, – сказала Мелани. – Хорошо, что она нам позволила уехать на эти несколько дней.
На следующий день было решено, что Фройлейн взойдет на борт «Аскьи», и она ступила на нее, как Ифигения на жертвенный алтарь. Но зная, что ее ожидает, она, зайдя в каюту, положила около себя салфетки, поставила таз и воду с мятой, сунула под подушку портрет своего жениха и легла с твердым намерением не сдвинуться с места до самой Франции.
Ее стоическое поведение удивило, наверное, даже море, которое по отношению к ней проявило на этот раз милосердие, и по истечении пятидесяти часов Фройлейн ступила твердой ногой на набережную Сен-Сервана, куда шхуна стала на якорь у подножия башни Солидор. Она даже мило улыбалась, в противоположность своей воспитаннице, которая хотела бы продолжать свое прекрасное путешествие и поэтому с расстроенным лицом попрощалась с капитаном Ле Моалем и его командой, ответившей ей многоголосым приветствием. Прежде, чем сойти со шхуны, она обняла большую мачту и, прикоснувшись губами к ее гладкому дереву, поцеловала ее.
– Мы еще попутешествуем вместе! – пообещал взволнованный дед, стараясь ничем не выдать себя. – Теперь мы должны думать о том, чтобы мы, ты и я, заработали наши будущие каникулы…
– Разве нельзя было остаться чуток подольше?
– Не думаю. В Пензансе я получил телеграмму, и здесь…
Он указал рукой на высокий серый силуэт мужчины, опиравшегося на трость. Это был худой человек со тщательно выбритым лицом, одетый в неяркое клетчатое пальто и кепку, подобранную в тон. Он слегка поклонился, когда она подошла с дедом, держа его под руку. Дед пожал незнакомцу руку:
– Вы пришли сами, Дербле? Это так важно?
– Более чем, я считаю, месье! Президент Лубе вас приглашает на ужин завтра вечером. Будет, конечно, узкий круг. Я сильно боялся, как бы море вам не помешало прибыть вовремя…
– Оно бы себе не простило этого! Вы уже встречались с моей внучкой?
– Нет, месье; я бы, думаю, запомнил это.
– Не думайте, что она такая дикарка. Это я только что пытался превратить ее в морского волка, и только поэтому у нее вид не благовоспитанной девушки.
– Я в этом не сомневаюсь.
Случалось ли когда-нибудь этому человеку улыбаться? Он вежливо снял свою кепку, но его глаза все время были так глубоко спрятаны под густыми темными бровями, что трудно было определить их цвет. Он относился к типу холодно-бесстрастных мужчин, не имеющих возраста.
