Все они были не вооружены — даже маленькие кинжалы, что частенько солдаты носили за сапогом, и те достали — так что я только махнул на них рукой. Пусть убирают. Все равно это должен был кто-то сделать, Валл же пытался замести следы и хоть как-то обыграть произошедшее. Видимо, десятник решил попытать удачу и как-нибудь отбрехаться от командования, которое спросит у него за гибель служителя и такой кучи народу. А может он просто решил пограбить. Те же доспехи, мечи и копья, что не пришли в негодность, стоили неплохих денег. Если все продать хотя бы за полцены, можно выручить несколько десятков золотых. Хватит и на «билет» до Дуртона, и на быстрого коня, и на пару месяцев безбедной жизни с алкоголем и девочками. Корабли империи заходили в порт Осфилда не так и часто, следующий ожидался только через неделю-полторы, к этому времени Валл будет уже далеко.
— Ты сейчас похож на злого духа, — Лу подошла ко мне, сидящему сейчас на лавке и грузившему вещи в один из мешков, и провела пальцами по щеке, — и весь в крови.
— Это не моя.
— В основном не твоя, ты хотел сказать.
В словах Лу сквозила ирония, а в глазах смешалась грусть и смешливые огоньки.
— Милая, ты же знаешь, что меня ничего не берет, — устало улыбнулся я, но подчинился короткому жесту богини и стал стаскивать рубашку.
Порезы на спине уже покрылись кровавой коркой, которая прилипла к ткани, так что процедуру я сопровождал тихим, но очень изощренным матом.
— От твоей ругани у меня уши отвалятся когда-нибудь, — сморщилась Лу, которая уже набрала в корыто чистой воды на кухне и нашла какую-то тряпку, промыть мои раны.
— А ты не слушай…
— Сам научил своему языку, а теперь «не слушай»! Нет уж, господин счетовод, ведите себя прилично!
Брань в Таллерии была весьма однообразна и убога, не чета таковой в великом и могучем, так что матерился я исключительно на русском. Во время наших путешествий и занятий в чертогах, Лу узнала от меня много нового. В том числе — выучила русский. Теперь у нас всегда была возможность общаться, будучи на сто процентов уверенными в том, что никто из окружающих не поймет и слова.
— Ну а как тут не ругаться? Больно же!
— Можешь хотя бы поменьше вспоминать Первородную? А то через слово — мать, мать, мать…
— Так мать же, а не Матерь! Я же объяснял разницу!
— И почему ты такой упрямый?!
— Ай! Больно!
— Ты что, через окна прыгал? Тут осколки в ранах…
— Они уже были разбиты.
— А такое чувство, что ты еще и полежал на битом стекле. На ежа похож…
— Слушай, не пугай, и так тошно…
Подхватывая осколки ноготками, Лу принялась вытаскивать из моей шкуры битое стекло.
— Не порежься только.
— Да на мне-то заживет, чего ты дергаешься. А вот у тебя шрамы могут остаться.
— Не, должно затянуться!
— Все! Давай, показывай, что с лицом.
С лицом все было более-менее.
Богиня сняла с моей головы косынку, в которой я чуть ли не спал, как и в перчатке, освобождая черно-красную шевелюру. Было немного непривычно, будто вышел на улицу без шапки, но на самом деле проветрить голову сейчас было отличным решением.
Один порез на лбу и еще один, совсем тонкий, на правой щеке. Лу аккуратно смыла кровь, проверила, не осталось ли чего в ранах, после чего подняла с пола чудом уцелевший кувшин с остатками самогона и промокнула сухой край тряпки.
— Может не надо?..
Богиня посмотрела на меня, как на капризного ребенка.
— Помнится мне, был в Клерии один молодой человек, который даже воду из колодца пить боялся, все кипятил, варил и проверял, не помрет ли он от какой хвори. А что теперь? В бессмертные записался?
Я покорно опустил голову и, шипя, дождался, пока Лу пройдется самогоном по всем порезам. Жгло люто, но богиня была права. Божественная сила — божественной силой, но вот получить воспаление тканей мне еще не хватало. Я понимал, что ничего серьезного не случится, но температура подняться могла. Или накатить слабость, а я и так сейчас чувствовал себя больше отбивной, чем человеком. Служитель и прикрепленная к нему Ищейка были невероятно сильны.
— Вспоминаешь бой? — Лу уловила движение моих мыслей.
— Да.
— Вижу, страшно было.
— Не то слово. Меня когда прижали к стене, думал, что все, не прорвусь. Да и сейчас понимаю, что надо было сразу ломиться на служителя, пусть и под свист болтов… Он меня чуть не прикончил.
— Справился же.
— Только благодаря ему, — я кивнул на стоящий рядом с посохом у стены меч.
Лу давно заметила странное оружие, но изо всех сил старалась его игнорировать.
— Что скажешь? — спросил я у богини и покосился на клинок.
— Скажу, что даже дотрагиваться до него не хочу. От него тянет какой-то древней силой и не уверена, что хочу знать, что за она.
— Знаешь, я тоже к этой хренотени больше прикасаться не хочу, я думал, он меня сам быстрее убьет, чем служитель Единого.
Лу вопросительно посмотрела на меня, и я поднял правую руку.
— Они узнали друг друга, Лу. Буквально узнали, будто поздоровались.
Брови богини взлетели вверх. Мы оба понимали, что значит это утверждение. А еще мы знали, что я сейчас — в теле смертного, и переизбыток энергии может меня просто разорвать на части, лопну, будто мыльный пузырь.
С лавки, что стояла у стены, донесся тихий стон. Рисанриэль стала приходить в себя.
Богиня сразу же переключилась на контуженную магичку — именно так я бы охарактеризовал ее состояние после боя. Да, наверное, и до боя — тоже. Благоразумием Рисанриэль, как я уже понял, не отличалась.
Через пять минут возни и тихих разговоров девушка наконец-то приняла вертикальное положение и села на лавку. Правда, она сразу же чуть не отключилась, когда увидела меня и мою голову…
Я сейчас и вправду выглядел немного инфернально. Полуголый, я стоял раком посреди комнаты и трамбовал вещи в мешке, попутно пытаясь выудить чистую рубашку, которая была где-то тут… На самом дне… Спутанные, опустившиеся на глаза красные пряди волос, что выкрасил Пал, спина вся в кровавых порезах и царапинах, стальная рука, которая была будто вварена в плоть раскаленным металлом…
Рисанриэль тихо ойкнула и я почувствовал, как Лу прокатывает по магичке волну своей божественной силы. Хорошее решение, на самом деле. Я сейчас слишком устал, чтобы вообще внятно думать. Риса вроде успокоилась, после чего в ее глазах зажегся огонек узнавания.
— Ты! Да, ты! Клериец! Огненный барон, что разнес половину столицы и свалил на корабле!
— Ну, во-первых не половину столицы, а только главный храм богов. Во-вторых, разнес его не я, а лично Первородный Пал, так что тут тоже врут. Не врут только про корабль, — сказал я выпрямляясь с чистой рубашкой в руках и натягивая ее через голову.
