оглядывается по сторонам на случай, если легавые в штатском патрулируют территорию, и обвязывает веревку вокруг карабина:
– Вот видишь, я делаю съемник. Надо будет просунуть карабин в дыру в крышке люка ГИКа[28] и потянуть за веревку, чтобы открыть нам проход. Вообще, ты можешь заменить съемник на кирку или лом, но так легче спалиться и их тяжелее нести на себе…
Я записываю его объяснения в телефон.
– …Как только я открою путь, мы должны быстро спуститься! Будет тупо, если легавые наткнутся на нас…
– Это точно!
Братишка приближается к люку. Я стою на шухере, выбрасываю сигарету и достаю налобный фонарь из рюкзака. Лицо хозяина магазина, стоящего прямо перед собственной лавочкой и смотрящего на нас, не выдает каких-либо эмоций: наверняка он уже привык к подобного рода сценам. Комар протаскивает соединитель для цепи в дыру, тянет двумя руками и открывает нам проход:
– Давай, писатель, иди!
Я тороплюсь, закрепляю фонарь на лбу и спускаюсь вниз по лестнице. Комар, в свою очередь, тоже слезает в проход и закрывает люк за собой. Мы погрузились во тьму – вот и началась наша скромная подземельная миссия. Мои башмаки касаются земли, я отстраняюсь от лестницы и включаю налобный фонарь. Передо мной бетонная техническая галерея, украшенная кабелями, обломками проволоки и граффити. Паутины гирляндами висят в коридоре, жестяные банки и окурки устилают пыльный партер.
Комар тоже включает свой фонарь и начинает двигаться вперед по туннелю. Я следую за ним по пятам, закуриваю сигарету и достаю пиво из сумки. Мы проходим около двадцати метров, и тут приятель останавливается. Под его ногами еще один металлический люк. Я открываю жестянку с пивом, эта сука брызгает мне в лицо без предупреждения. Вытерев рот, я выливаю содержимое банки в горло. Мой товарищ наклоняется и открывает люк: мы покидаем технический туннель и попадаем в недра Панамы. То, что все называют катакомбами.
Внизу холодрыга, так точно можно подхватить насморк. Я натягиваю толстовку и по щиколотку в воде двигаюсь дальше по сырому лабиринту. Рефлекс Человека технологического – я поглядываю на свой телефон. В этом склепе нет связи. Для тех, кто теряется в этом лабиринте, время, должно быть, идет медленно. Если верить Комару, считать количество желторотых спелеологов, найденных любителями катакомб или полицейскими после того, как те застряли под мостовыми Панамы более чем на сорок восемь часов, уже нет смысла.
Не хотелось бы щеголять устарелыми сравнениями, но ощущение здесь такое, будто находишься в пещере Ласко. Даже замена наскальным рисункам есть – теги. На стенах, покрытых известью, писатели-одиночки и целые команды оставили следы своих визитов: TNT, TER, SONIC, FC[29], PSY, HS… Я даже увидел граффити TS91 — маленьких прощелыг из Грини.
– Комар, у тебя нет какой-нибудь небольшой аппетитной истории про катакомбы, которую ты мог бы рассказать мне? Я бы хотел написать что-то такое в путеводителе.
– Да, однозначно есть! Знаешь историю Филибера Аспера?
– Нет!
– Это произошло во время Революции. Аспер был сторожем и знал, что через катакомбы можно попасть в погреб монахов-картезианцев, известный своим знаменитым ликером «Шартрез». Этот тип вбил себе в голову, что надо бы пойти и выкрасть несколько бутылок того самого горючего. И вот однажды ночью он отправился в путешествие по этим карьерам, но, увы, он так никогда и не вышел на поверхность снова. Его тело нашли под землей одиннадцать лет спустя. Так вот на этот счет есть две гипотезы: или же чувак потерялся и в итоге умер от голода и жажды, или он умер после самой страшной пьянки в своей жизни.
Довольный своей историей, мой приятель гордо шагает, выпятив грудь вперед.
– Класс, Комар! Только, может, у тебя будет для меня история посвежее, что-нибудь очень грязное?
– Есть, а как же! На прошлой неделе два парня спустились в подземелье, вот сюда – в юг-15. Им не повезло, они наткнулись на каких-то типов, тех было человек десять. Они кляпами заткнули парням рты, обчистили карманы и надрали им задницы…
– Ты серьезно?
– Нет! Но если другой любитель катакомб расскажет тебе похожую историю, ты будешь знать, что это брехня, – тебя просто хотят напугать.
– Блин, ты придурок!
– Стой, вот мы и пришли! – Братан заводит меня в довольно просторную и оформленную комнату. – Добро пожаловать ко мне!
Та самая «Топазовая» комната, которую мой приятель обставил сам. Фрагменты мозаики устилают песчаную землю, и на персонализированном мезонине тут и там расставлены свечи. В двух углах комнаты вбиты крючки, и я догадываюсь, что в этом месте задумано повесить гамак. В центре помещения забавно свисает очень грязный плюшевый мишка.
Я бросаю рюкзак в угол «Топазовой» и скручиваю себе косяк из Fruit Spirit — очень агрессивной посевной конопли, – пока мой напарник, чиркая зажигалкой, раздает огонек разбросанным по мезонину свечкам. Я достаю жестянки с пивом из рюкзака, отдаю одну Комару и опускаю задницу на измазанный землей камень. Спеша затуманить себе рассудок, я без промедления взрываю штакет. Выключив фонарь на лбу, я предоставляю свечкам задачу освещать. «Мэри Джейн» уже набросилась на мои мозги, я затягиваюсь косячком раза три и передаю его Комару, а сам вливаю в себя несколько глотков пива.
Я снова думаю о Дине.
Дина…
Жизнью клянусь, я напишу такой путеводитель, такую классную книгу, что народ будет драться за него на улицах Панамы: как парни с улицы, так и мятежно настроенные буржуи. Для рекламы я сниму жуткие ролики в странных местах и кварталах гетто нашей столицы. Ладно, только не в Бельвиле, там мне до сих пор не рады. Я организую стихийные распродажи на воровском рынке, в метро, в Булонском лесу и в сквотах Сталинграда. Я мог бы даже вложить кусочек гашиша где-нибудь между страницами.
Мой мочевой пузырь отяжелел, и я встаю так же быстро, как и уселся.
– Никуда не уходи, Комар! Мне надо отлить!
– Ну да, не оставлю же я тебя маяться здесь, брат. Когда закончишь свое дело, засыпь место, где помочился. И раз уж мы начали этот разговор, не бросай окурки от сигарет и жестянки на землю: с тех пор, как мы спустились, ты только этим и занимаешься, а так нельзя.
Опустив банку к ногам, я снова включаю налобный фонарик. Наугад забираюсь в какой-то туннель, он только самую малость шире моих плеч. Мне приходится наклониться вперед, настолько низкий здесь потолок. Я спускаюсь по небольшой лестнице и иду точно вперед, вода достает мне до колен. Я реально начинаю замерзать, и мне кажется, что свет
