Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
в морду, чтобы заткнулся. – Что ж, тогда…
– И пистолет, – сказала ВАГНЕР.
– Извините?
– Что-нибудь тихое. Пули, газ, стрелки, неважно. – Она изобразила широкую улыбку, которую перед выходом отрепетировала перед зеркалом: с темными очками и алой помадой эффект был пугающий. – Не бойтесь, я большая девочка, все будет чисто.
– Что ж, хорошо, – ответил Палатайн, и его шея лишь слегка покраснела.
– Тогда я прощаюсь, мистер Палатайн.
Она взяла бумаги из папки и убрала в нагрудный карман.
– До свидания, – сказал Палатайн.
Когда дверь за ней закрылась, он сел за стол, вытащил дубликат списка ЛИНИЯ ZN, заметки по плану операции и дополнительные материалы. Пометил агента ВАГНЕР как опознанного, подписал внизу карандашом: «Ключ к шифру: музыкальные предпочтения?» и добавил: «Не подтверждено».
Следующие несколько минут Палатайн занимался писаниной – организовывал передачу денег и оружия через закладки, устанавливал слежку за ВАГНЕР. Закончив с документами, он сложил их в стопку и выровнял ее. Через сутки их надо будет сжечь – с началом операции они станут инкриминирующими, однако Палатайн не видел причин обходиться с ними небрежно. Он был аккуратист и даже педант.
Палатайн отлично знал, что КГБ не любит педантов. Несмотря на горы бумажной бюрократии, кагэбэшники по-прежнему тешились образом щита и меча; рыцари в доспехах не выравнивают уложенные в стопку документы. И церэушные ковбои ровно такие же.
Вот почему Палатайну нравилось быть резидентом в Британии; это страна, где ценят чисто убранный письменный стол и отглаженный костюм. Да, конечно, это стереотип, настоящие чванные индюки умерли или ушли в отставку, однако образ сохранился, в точности как над советскими разведчиками все еще лежала тень Берии, а над американскими – Дикого Билла Донована[29].
Сам Палатайн был одним из последних стопроцентных нелегалов, возможно даже последним. Его родители получили безупречные документы британских граждан – до войны с Гитлером, когда еще не изобрели компьютеры, лазеры и сканирование сетчатки, это было значительно проще. Палатайну осталось лишь родиться у них законным образом, и правительство его величества обеспечило остальные документы. Он вырос англичанином, учился в частной школе и в Оксфорде, в дискуссионном клубе отстаивал позицию Идена по Суэцкому вопросу[30]. Коммунисты (не те коммунисты) попытались его завербовать, и он добросовестно сдал их университетскому начальству.
Работу в Сити и связи он приобрел настолько честно, насколько это возможно; его британская индивидуальность формировалась по мере того, как советская обрастала подробностями. У него были медали, которых он не видел, форма, которую он никогда не носил, целая призрачная личность в кабинете на улице Дзержинского.
Палатайн записал, что наблюдатели должны немедленно сообщить, как только ВАГНЕР свяжется с агентом, имеющим доступ к блоку КОН-СВЕТ. На этом этапе они должны вмешаться, захватить КОН-СВЕТ и завершить операцию.
Палатайн не солгал женщине: НОЧНОЙ ГАМБИТ – и впрямь гениальный план. Но при этом чрезмерно смелый и безумно рискованный. Очень американский.
По оценкам управления «С», отдела научно-технической разведки КГБ, разработка устройства КОН-СВЕТ обошлась более чем в сорок миллионов долларов. Одни только спутники серии «Ромб», любовь и гордость Агентства национальной безопасности, стоили по полмиллиарда. И все они были обречены из-за университетского профессора и горстки недовольных на ответственных постах. Аллан Беренсон называл этих людей своими «солнечными предателями». Целая сеть без прямой связи с КГБ, практически без риска негативных последствий и за смешные деньги – НОЧНОЙ ГАМБИТ был бы выгодной операцией даже за полтора миллиона фунтов. Которых они, разумеется, не заплатят.
Тем не менее поводов тревожиться было довольно много. Палатайн знал, что глубина наблюдения недостаточна – плата за счастливую возможность откреститься от всего в случае провала. Более того, не следовало раньше времени привлекать внимание к лазейкам в системе безопасности, на которых строилась операция.
Палатайн откинулся в кресле и сложил руки на груди, удивляясь самому себе. Неужели он начинает мыслить, как американец – буканьер шпионских морей? «Должны быть дерзким вы, развязным, гордым, решительным, – цитировал ему Аллан, – а иногда ударить, когда представится удобный случай».
Палатайн очень любил Беренсона. Они начали со взаимного презрения, так несхожи были их цели и методы, однако со временем поняли, что у них больше общего, чем различий: два умных, образованных человека, обнаруживших, что мир сошел с ума.
Палатайну эта истина открылась в 1961-м, на третий год его активного резидентства. Игра тогда была не в пример более смелой и лишь отчасти реальной – Ян Флеминг и Джон Кеннеди на пару стерли грань между жизнью и вымыслом. На какой-то промежуток времени все превратилось в миф: люди читали о шпионах, как прежде о Гекторе и Ахиллесе. (Преподаватель античной литературы, у которого учился Палатайн, говорил, что в «Илиаде» есть первоклассная шпионская история.) И, неизбежно, шпионы сами поверили в сказки о своей блистательной неуязвимости.
В сентябре 1961-го Палатайну выдали указания для передачи руководителям. Им поручалось убить проститутку по имени Кристин Килер[31] так, чтобы все улики указывали на МИ-5. Палатайн сделал все, чтобы приказ не исполнили – мужественный шаг, хотя методами он действовал отнюдь не мужественными. Кое-кто остался у него в долгу; именно вследствие череды такого рода услуг он сидел сейчас в этом кресле, в этом гостиничном номере, размышляя об идиотских убийствах.
Кто приказал убрать доктора Аллана Беренсона? Возможно, лучше, что он этого не знает; знал бы, мог бы выдать собственные указания, и жаль, что больше нет молодых людей, готовых, когда нужно, спускать приказы на тормозах.
Некоторое время Палатайн размышлял о мести и о гордости, смелости, решительности. Затем открыл список агентов операции НОЧНОЙ ГАМБИТ и рядом с фамилией ВАГНЕР приписал: «Ликвидировать сразу по достижении цели».
– Из-за чего это все? – спросила Анна Романо, протягивая Николасу Хансарду сложенную рубашку.
Хансард убрал рубашку в сумку.
– Дурацкие бумажные дела.
– Осенний семестр начнется через полторы недели.
– Да, это настолько важно.
– Рич получил письмо от Пола Огдена. Там в основном про тебя.
Хансард поднял голову. Он чуть не спросил, что еще за Пол Огден, но вспомнил игру в «Делателя королей» и чуть не прикусил язык.
– Послушай… я уеду не больше чем на две недели. Столько Пол может подождать с решением, кем ему быть в жизни.
Он затолкал носки поглубже в сумку.
– Столько может, – ответила Анна и добавила громче: – Когда самолет?
– В одиннадцать из аэропорта Кеннеди. Местный рейс в девять.
– Черт.
Хансард замер со стопкой белья в руках. Глянул на Анну, в ее глаза, такие восхитительно большие и темные.
– Который час? – спросил он и сам услышал, как его голос по-мальчишески
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
