– По части «два» пункту «д», изнасилование заведомо несовершеннолетней… – механически отозвался Голенков.
– Нормальная глушняковая статья. Вот и надо было его конкретно грузить, а не под подписку выпускать!
Эдик понуро промолчал. Он и сам понимал, чего стоила ему та роковая ошибка.
Подошедшая официантка заискивающе взглянула в глаза Коробейника.
– Юрий Васильевич, Нгуен только что подъехал. Ждет в кабинете. Позвать?
– Нет. Я к нему сам схожу. – Грузно поднявшись, начальник ОБЭПа двинулся в сторону кухни. – Не грусти, Эдичка. Мы скоро придем.
В отсутствие собутыльника Голенков принялся изучать ресторанную публику. Ничего любопытного он не рассмотрел: жующие рты, пьяные рожи, густое бутылочное мерцание на столах… Взгляд его метлой прошелся по залу и неожиданно зацепился за столик у самого входа.
За столиком сидели две молоденьких девушки. Первую Эдик узнал сразу же: это была та самая беременная малолетка, которая давеча отказала младшему брату в покупке покемона. Слева от беременной сидела рослая желто-смуглая блондинка с длинными распущенными волосами: ухоженная, стильная и кинематографически хорошенькая. Огромные очки придавали ей сходство со стрекозой. Склонив голову, девушка снисходительно слушала беременную спутницу.
Лицо бывшего сыскаря вытянулось от удивления. Челюсть лязгнула, кровь ударила в виски, ладони мгновенно вспотели. Медленно поднявшись, он судорожно схватился за скатерть. Тарелка, съехав на край стола, с жалобным звоном свалилась на пол.
В смуглой блондинке Эдик узнал свою единственную и горячо любимую дочь Таню, которую не видел четыре с половиной года…
Пошатываясь, Голенков двинулся по проходу между столиками. Подошел к дочери и, улыбнувшись, молвил с ласковой укоризной:
– Ну, здравствуй, дорогая Танечка… Так вот как ты меня ждешь!
Дочь не успела ни удивиться, ни даже ответить – беременная малолетка сразу же отреагировала агрессивной скороговоркой:
– Слышь, достоевский, ты меня уже натурально заколупал, бля! Второй раз тебя за сегодня вижу. Ты че, мусор? На слежку пробило? – Кивнув кому-то за соседним столиком, девица бросила развязно: – Цаца, объясни этому колдырю, чтобы к нам с Танюхой не приставал!..
Все произошло слишком неожиданно… Боковым зрением Эдик засек чью-то руку с бутылкой, внезапно вознесенную над его головой. Недавний арестант отличался завидной реакцией и инстинктивно отшатнулся в сторону.
Это спасло ему жизнь.
Бутыль, описав широкий полукруг, просвистела у его виска и врезалась в спинку стула. Стеклянные осколки шрапнелью разлетелись над столиками. Развернувшись, Голенков попытался было вытащить нападавшего из-за стола. Но, получив слепящий тычок в солнечное сплетение, мгновенно перегнулся, как складной метр.
Что произошло дальше, Эдуард Иванович запомнил плохо. Зрение и слух фиксировали лишь разрозненные кадры.
Чей-то тяжелый ботинок, болезненно врезавшийся в его челюсть. Красный бобрик ковровой дорожки под разбитой щекой. Солоноватый вкус крови во рту. Трагический женский визг, электропилой прорезавший зал. Насмерть перепуганное лицо какого-то азиата – то ли китайца, то ли монгола. Сорванная с окна портьера. Чья-то бледная рожа, перекошенная от злобы. Милицейская фуражка с высокой тульей. Серые казенные стены, желтый письменный стол, тонкий листок с надписью «Протокол» и незнакомый голос: «Гражданину Голенкову Эдуарду Ивановичу нанесено телесное повреждение в количестве двух нижних зубов…»
Последнее, что запечатлело угасающее сознание, был бас Коробейника.
– Девушки, отвезите господина директора домой. Когда оклемается – пусть сразу же мне позвонит, – будто сквозь ватную толщу различил бывший мент.
После этих слов Голенков сразу же провалился в черную, зияющую пустоту…
* * *
Полосатый тент уличного кафе, натянутый над пластиковыми столиками, раздувался под влажным средиземноморским ветром пиратским парусом. Потягивая холодное пиво, Леха Сазонов с интересом смотрел на нового знакомого, которого он волею случая зацепил на морском берегу.
Александр Точилин – а именно так звали этого человека – буквально очаровал Жулика своей небывалой умственной ограниченностью. Его мыслительные процессы отличались первозданной, животной простотой. Служебная поездка во Францию восхищала Точилина, во-первых, высокими командировочными, а во-вторых – возможностью тратить казенные деньги на проституток и кабаки. Он прилюдно ковырялся в носу, мял гениталии сквозь карманы брюк и один раз даже откровенно испортил воздух. Оставалось только догадываться, за какие такие заслуги это чмо получило классный чин «старший советник юстиции» и должность старшего следователя Генпрокуратуры по особо важным делам.
– Слышь, земеля, а как ты тут оказался? Чем ты вообще по жизни занимаешься? – развязно поинтересовался Точилин и, подозвав гарсона, потребовал пива и водки.
– Всю жизнь на чужих делянках работаю, – с сочувствием к своей тяжкой доле вздохнул профессиональный аферист.
– Сезонным рабочим, что ли? На виноградниках у буржуев батрачишь? – В голосе старшего советника юстиции засквозило неприятное удивление: получалось, что общественный статус «земели» был куда ниже его собственного.
– Ну зачем же «рабочим»? Бери выше. Я по жизни упорный аграрий-мичуринец. А работаю я старшим менеджером по… по озеленению, – представился Жулик, не уточняя, впрочем, какую «зелень» имеет в виду: лужайки для гольфа или американские доллары.
– А где?
– Грамотные жнецы и пахари никогда не останутся без куска хлеба с маслом, – безмятежно улыбнулся Сазонов; в этот момент ему очень хотелось напомнить присказку про лохов, которых, как известно, не жнут и не сеют. – А вообще, Саша, ты задаешь слишком много вопросов. Я что – кинозвезда? Рост, вес и семейное положение тебя тоже интересуют?
– Ме-енеджер, значит… – недоверчиво протянул Точилин и оценивающе уставился на собеседника.
Перед ним сидел импозантный, улыбчивый и очень уверенный в себе джентльмен. Элегантный летний костюм, модные плетеные туфли, изящные руки с тонкими ломкими пальцами… Сезонный рабочий явно не мог выглядеть подобным образом. А вот облику «старшего менеджера по озеленению» он вполне соответствовал.
– А ты, наверное, русской мафией здесь занимаешься? – с артистической наивностью предположил Леха.
– Почти. Незаконная утечка драгметаллов из России. Каждый день на улицу Каннобьер таскаюсь, в прокуратуру этого блядского департамента Буш-дю-Рон. Документы изучаю, которые лягушатники накопали. Французский-то, на свою голову, знаю. И так целый месяц… Прикидываешь? Лучше бы куда-нибудь на природу с негритянками!.. А-а-а, зачем тебе все это надо? Давай лучше накатим! – вздохнул сотрудник Генпрокуратуры и утонул своим бородавчатым подбородком в пивном бокале.
У Жулика отлегло от сердца: стало быть, этот хмырь прибыл во Францию не по его душу.
