хрустнула.
– Рука… – подумал он, все еще находясь в абстракции. Взглянул на нее и вспомнил. Он выставил предплечье перед собой, осмотрел шрам. Несколько светлых, неровно сросшихся следов, это все что осталось. В голове пронеслись обрывки той ночи. Медленно он сжал ее, жилы заиграли сквозь светлую кожу. Боль, цена за победу, практически ушла. Вместо нее в руках и на спине оставалась неприятная вязкость, даже простые действия требовали усилий. Он попытался вытащить ноги из под одеяла, бесполезно. Они все еще не слушались, и боль в них оставалась прежней. Но голод не шел на уступки. Рывком соскочив с кровати, и ухватившись руками об угол шкафа, он смог встать. Маленький шаг вперед… если сказать точнее он проволок ногу по полу. Затем второй…такой же. Он не отрывал рук от шкафа, этой единственной вещи державшей его на ногах. Он огляделся. Стена перед ним окрасилась, ровно по диагонали, мягким, оранжевым светом. Из окон светил яркий луч садящегося солнца. Картина вставшая перед глазами завораживала. Тоненькие, редкие струйки белоснежных облаков расположились малыми группками прямо над вершинами гор, плавно исчезая на горизонте. Красный полукруг летнего солнца, освящал багровыми лучами золотое поле. И ничего не двигалось, ни колосья пшеницы под бирюзовым небом, ни потемневшие стены листвы над многовековыми деревьями. Природа будто замерла.
– Я проспал весь день, в светлых зрачках юноши поблескивали огоньки. – Хотя, – свободная рука уложилась за голову, медленно провела по волосам – Почему мне об этом тревожится?
Он выстроил в голове маршрут. Пройтись по краю кровати, от нее переброситься к противоположной стене и там вдоль нее к двери. План провалился не начавшись, вместе с ним. Как только состоялась неловкая попытка переброса рук со шкафа обратно на кровать, ноги моментально согнулись в коленях и он спиной рухнул в постель.
Он утонул в мягкой перине постели, глядел он также завороженно. Глазами, на высеченном из камня лице. Потолок был красивым, действительно красивым. Гармоничное сочетание белоснежно-светлого потолка, с ровными, четкими линиями багровых тонов. В этот момент, до него наконец дошло.
– Мэлорн прошу, я нуждаюсь в тебе. – Тихим, почти шепотом он произнес эти слова.
Тогда и произошло то, что заставило его тело двигаться, от содрогнувшейся, внезапной опасности. В этот момент, за запертой дверью в коридоре, разнесся ужас. Огромный, заглушающий – топот. По коридору, неслись шумы ударов десяток ног по каменному полу. Он ощущал телом, как будто видел сквозь стену, как шум быстро прошелся от выхода главного зала, направился по коридору, по боковой стене от угла его комнаты к самой его двери. От грохота, руки юноши сами повернули тело к двери, он рефлекторно сжался к стене, и закричал, испуганно, словно ребенок что услышал громкий звук. Шум приблизился, и затих. Глаза мальчика впились в дверь, мгновение. Дверь с гулом отворилась ударив о стену, и в комнату внеся шум десятков ног. Все вокруг задрожало. Он пробежал по комнате, мальчик закричал, его глаза отчаянно бегали по комнате ища то чего нет, как тут, шум исчез. Из тьмы коридора, в комнату продвинулся – стол. Белая, ниспадающая к полу скатерть, медленно словно поднимаясь из глубин, плыла по воздуху. Мальчик не двигался. Стол медленно пролетел у края кровати и бесшумно упал с его правой стороны. За ним последовал еще один стол, затем еще и еще. Четыре стола окружили кровать мальчика. На каждом были горы еды. Столы ломились от количества блюд. Мясо, оно наполняло комнату своим ароматом, круглые и ровные ломтики сыра на серебряной посуде, хлеб, аккуратными кусочками лежал доверху набитый в чаше. В центре был красный, покрытый зеленью краб в неглубокой, длинной миске. У краев в больших чашах лежали фрукты и стояло вино. Но юноша не смотрел на еду. Урчание исчезло. Он ощущал всем собой – из тьмы коридора, прямо там в боковой двери комнаты, за ним наблюдают. Премерзкое чувство прошлось по спине, и теперь ему казалось, что в этой мертвой тишине, взгляды пронзают его ото всюду. Там, под столом, что-то есть… Тут, под его кроватью, оно тоже. И шкаф… он такой близкий и там внутри, кажется его дверца сейчас медленно со скрипом раскроется, вот сейчас, в любой момент. Он не дышал, и недостаток кислорода отразился на его рассудке. В глазах потемнело, тело само потеряло силы и он пал в небытие.
Он пришел в себя в холодном поту. Голова не переставала звенеть, словно рой насекомых блуждал у его ушей. Он скривил лицо от злосчастного шума, прикрыв лоб ладонью. Он соображал, пытался вспомнить что произошло. И вспомнил все до мельчайших деталей. Его вырвало из помутнения, он лихорадочно завертел головой. Но ничего не нашел. Столы, что стояли вокруг кровати исчезли, но ему мерещилось что он до сих пор слышит тот топот. Тут и вернулось то противное чувство, он медленно перевел взгляд взбухших линиями красного глаз на выход. Только сейчас он заметил, что солнце, распространяется серым светом по блеклому дню. Наступал закат. Хмурые облака плыли по небу, и столь же блеклый свет проникал повсюду. Повсюду, кроме тьмы, что стояла в дверном проходе коридора. Боль, очередная боль вернулась к нему. Тело немело, изнывало от тупой боли. Он взглянул на руку, она тряслась неконтролируемо, медленно он сжал ее в кулак. Отчаяние. Он сжал колени перед собой, положив на них руки. Он устал. Опять то самое биение сердца. И теперь он понял. Тот теплый ветерок, та услада что казалась ему началом дружбы. Радость и счастье, начавшейся симпатии между ним и домом. Все это была ложь. Дом ненавидел его до сих пор. Он измывался над ним, он никогда не признавал его. Голова поникла спрятавшись под руками. Его вновь затрясло.
– Давай! – Рявкнул юноша. Слова отчаянным эхом пронеслись по мертвому коридору. Руки мальчика сжались в одело от безысходности, он лишь еще раз повторил, тихо. Шепот прозвучал по комнате.
– Давай, Мэлорн.
Руки отпустили одеяло. Скрип прозвучал из конца коридора. Он не слышал его. Он уже ничего не хотел слышать. До этого момента.
– Мальчик, – знакомый голос. Он говорил с ним тихо, спокойно. – Ты не сможешь всю жизнь бегать от ужаса. – Потерянные, помутненные глаза мальчика, смотрящие перед собой, на белоснежное одеяло, покрытое редкими складками, на опущенные руки. Глаза наполнились слезами.
– Это не жизнь, мальчик, – продолжал голос в голове. – Я могу дать тебе силу, но свои кошмары, тебе придется одолеть самому.
Странное чувство поглотило его. Лишь однажды он испытывал нечто подобное. Тогда на берегу, глаза