– Ну, учения – это хорошо, но вот людей в канцелярию как добыть? Куча народу ведь приходит… Ладно, это частности. Спасибо тебе, прапорщик, я у тебя в долгу.
– Это я запомню, Василь, будь уверен.
Посидев еще немного, мы разошлись каждый по своим делам. Василь припустил рысью в сторону КПП, я же пошел к выходу. И замер как вкопанный: в бар зашла молчаливая компания старателей в одинаковых комбезах с нашитой на них бахромой маскирующей ткани. Узнал я их сразу – это были те самые наемники, с которыми я столкнулся на болотах. Но на этом сюрпризы не закончились: командир «диких гусей» был мне хорошо известен еще по моей прошлой жизни. Это был Якоб Зан, из бывших восточногерманских немцев. Он долгое время выполнял какие-то мутные поручения в одной части, к которой я был временно прикомандирован. Зан был отличным рукопашником и виртуозно владел ножом. В спарринге мы вечно «убивали» друг друга одновременно, победы так никто и не добился. «Мальком»[18]я владел гораздо лучше – Зан долго и упорно постигал методику работы с МСЛ, но, овладев базовой техникой, дальше не пошел. Потом судьба нас развела, и больше мы не сталкивались.
Дождавшись, когда его парни рассядутся у дальней стены, а сам Якоб подойдет к стойке бара, я решил обнаружить себя. Подойдя к немцу с левого плеча, хлопнул его по правому, громко сказав:
– Гитлер капут!
Реакция у немца была отменной: наши движения были синхронны. Он попытался провести удар в сердце локтем левой руки, а я, уйдя с траектории, обозначил удар в кадык. Затем увел в сторону ладонь, сложенную в «клюв» и нацеленную в одну пакостную точку на моей физиономии. Достигни такой удар цели, жить мне бы осталось секунды две.
– Спокойно, геноссе Зан. Это всего лишь я. – Разорвав захват, отошел на пару метров и пронаблюдал, как на узком обветренном лице знакомого проступает узнавание.
Черные глаза засветились радостью. Якоб сграбастал меня в охапку и приподнял несколько раз над полом.
– Wassiljew, du der alte Waldteufel![19]– Он перешел на русский, которым отлично владел: – Как ты попал сюда – не спрашиваю. Рад встрече, камрад.
– И я рад, Якоб. И тоже не удивлен, что битый ландскнехт вроде тебя попал именно сюда. Помню твой извечный позывной, он как девиз для всех нас: «Sturmvogel»[20]. Мы всегда там, где буря.
– И, как эта птица, всегда умираем в полете… – Якоб достал фляжку, налил в колпачок себе и опрокинул обжигающую влагу в рот.
Потом выпил и я. Коньяк был армянский, очень редкой сейчас марки «Двин». Немец пил либо темное пиво, либо позволял себе глоток коньяка, но только этого сорта. И делился им лишь с друзьями. Я удостоился такой чести вторично. Первый раз это было в одной горной республике, когда я и мои бойцы вытаскивали из ловушки горного ущелья самого Якоба и неизвестного мне афганца по приказу аж самого командира бригады. Полковник Сидоренко чуть ли не упрашивал разыскать немца и его спутника в лабиринте пророка Джумы, туда духи из одного горного племени загнали Зана и его напарника. Нашли мы их через сутки, погасив по ходу дела группу духов, уже вставшую на след немца и его товарища по несчастью. Как говорится, ищешь дичь – поищи охотников. Выйти чисто не получилось: духи прознали о стычке и объявили тотальную облаву. Нас четверо суток гоняли по горным тропам, пока не приперли к обрыву на пятачке каменистой горной землицы. Оттесняя нас все ближе и ближе к пропасти, они хотели взять кого-нибудь из нас живьем.
Моджахеды волнами накатывали на изрытый пулями и осколками пятачок каменистой земли, где мы закрепились. Что поделаешь, горы для нас только горы, а духи тут дома. Пулемет давно заклинило, гранат осталось только две, ранены были все. Я дал приказ спускаться по отвесному склону – метрах в семидесяти внизу была тропа, которую духи еще не перекрыли.
Остался на пятачке только я… Духи, поняв, что добыча уходит, начали ураганный обстрел из всех стволов. Случился обвал. Меня завалило… Выбрался, недели три шарился по горам, пока не вышел к нашей погранзаставе. Потом долго валялся по госпиталям и заполнял всякие бумажки насчет того, что я действительно жив. Немец тогда сильно помог, подтвердив мой рассказ. Ребята тоже старались, но потом верный человек сказал, что именно рапорт Зана сыграл решающую роль. Наши пути разошлись, дружбы особой не возникло, но осталось ощущение, что этот человек надежен и в случае чего можно если не помочь друг другу, то как минимум разойтись краями без жертв.
На сегодняшний момент меня интересовала роль Зана в операциях духов. Насколько сильно он с ними завязан и не войдут ли наши с ним интересы в конфликт. Времени прошло достаточно, и кто знает, чем сейчас немец зарабатывает на жизнь. Наемников на территорию «Альфы» не пускают, значит, Зан имеет свой базовый лагерь, а людей у него гораздо больше шести: десяток-полтора, я думаю. Пятеро пришли с ним, а остальные остались «на хозяйстве», так сказать. Пятнадцать опытных диверсов – это серьезная сила. Но переиграть их было возможно: специфика подготовки и ее направленность имеют у них серьезный перекос в сторону чисто контрразведывательных, оперативных методов работы. Поэтому в боевой подготовке наличествуют бреши, и случись нам столкнуться в поле, мы с Нордом вдвоем сможем если не уйти от группы Зана «вчистую», то уж дорого продать свои жизни, сделав охоту за нами делом очень убыточным. Но лучше, если такого варианта не будет даже в проекте.
Тем временем Якоб изложил краткую версию своего появления в Зоне:
– После того случая, ну…
– Я помню, как не помнить. Орден-то дали какой или просто не посадили?
Зан поморщился, видимо, вспомнил что-то не очень приятное, связанное с той давней историей.
– Нет, служил дальше. Орден получил уже года через два, когда увольнялся в запас. Поехал на малую родину, в Волгоград. Родственники в большинстве своем уехали в Германию. Меня пока не выпускали, как носителя гостайны. Потом добился, уехал.
– И как там? Пиво вкуснее, а раки больше?
Немец не улыбнулся, наоборот, на лицо его набежала тень, и без того тонкие губы сжались в нить. Глаза нехорошо сверкнули.
– Нет, Антон. Я уехал из ГДР очень давно, еще в восемьдесят девятом. Все думали, что после объединения что-то изменится к лучшему. Но, кроме пособий и новых стеклопакетов в старых домах, ничего не появилось. Зато многое исчезло: работа, уважение. Сама служба в войсках ГДР стала преступлением. Нет, вслух, конечно, этого никто не говорил, но с работой стало совсем туго. Я пытался организовать детективное бюро – отказали в лицензии, потом спортзал – снова отказ и жуткие проблемы с арендой помещений… И тогда…
