Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 45
подбрасывал мяч, он больше не возвращался, он так и оставался висеть высоко в небе, и я не понимал, что происходит. Родители прерывали прогулку, они оглядывались, говорили мне что-то, но я их не слышал, по-моему, они кричали, лицо отца искажала ярость, а у матери на губах застывала улыбка, как будто кто-то ее туда приклеил. Они махали мне руками, но я не мог произнести ни слова. Сон, где мне было так хорошо, что лучше и быть не может, превращался в нечто черное и чудовищное. Это был мой кошмар. Мяч мрачным знамением падал обратно с небес, меня охватывал ужас, мяч оказывался у меня в руках, и тогда я решал швырнуть его с обрыва в море, чтобы забыть о том, как он только что висел в небе. Мне вдруг больше не хотелось к нему прикасаться. Родители бросались за мячом: не знаю почему, но им приходило в голову бежать за ним, как будто это очень важно – во что бы то ни стало его спасти; они сворачивали, прыгали с обрыва и падали в море. И больше я их не видел. Я был теперь один, волны внизу отступали и снова накатывали, отступали и накатывали, бесконечно, и вот исчезало все, кроме моего шумного дыхания и твердого синего неба у меня над головой. Вокруг не было никого, только я один – стоял и плакал. Я просыпался и обнаруживал, что подушка вся мокрая. Это был мой кошмар. Он отступал и снова накатывал. Бесконечно. Каждую ночь.
Мне редко снились сны, в которых все было хорошо, легко и радостно.
Так что сесть в машину, давно потерявшую сходство с настоящим автомобилем, – почему бы и нет?
– Только веди медленно! – приказал я Ратсо.
В ответ он пробормотал что-то, чего я не смог разобрать. Тем более что говорил он сгорбившись и навалившись на руль.
– Что? Что ты бормочешь? – переспросил я.
– Говорю, что быстро она все равно не разгонится.
– Как так?
– Выше определенной скорости она ехать не может, – ответил Ратсо, пожимая плечами. – Но ведь нам плевать, правда? Главное, едет!
– И какой у нее максимум?
Он опять что-то буркнул, я не понял, что именно. И снова попросил его повторить.
– Максимум – семьдесят километров в час. На сегодня это не проблема, мы все равно дальше центра не поедем. А вот завтра мне предстоит дорога подлиннее.
Меня обрадовала новость о том, что эта колымага перемещается со скоростью улитки, и я со спокойной душой разместился в пассажирском кресле «вольво»-универсала. Костыль пристроил сбоку, отыскал ремень безопасности, который сначала показался мне просто каким-то обрывком, но потом я понял, что он держится на странном хлипком штырьке. Я ни слова не сказал, просто попытался пристегнуться. Мы были одни на Третьей улице Мобриджа, огни продолжали мигать: немного электрического синего, немного красного, и прямо нам в глаза. Часть неоновых букв не горела, и это придавало магазинам незавершенный вид, а может, просто они говорили на собственном, им одним понятном языке: «Магаин» вместо «Магазин», «Киги» вместо «Книги», «Бр» вместо «Бар». Была какая-то поэзия в этих искалеченных, надломленных словах, по-прежнему, несмотря ни на что, мигавших во тьме. Я запечатлел в памяти электрический свет, и его подмигивание, и эту задумчивую ночь. Иногда бывает очень даже полезно оказаться среди таких вот мест – подпорченных, заброшенных, несовершенных. Мы и сами мало чем от них отличались – тоже нагоняли тоску. И нас тоже было легко заметить в темноте.
Я – возмущение
Ратсо отвез меня на окраину. Мы оказались в нескольких километрах от центра. Говорить не хотелось, мы оба молчали. Просто опустили стекла на передних дверях «вольво» и катились. Ну, точнее, сначала Ратсо пришлось выйти из машины, чтобы помочь мне открыть дверь, потому что после первой попытки дверная ручка осталась у меня в руках. И в целом это не слишком напоминало сцену из голливудского фильма, где герои бесшумно мчатся в лучах заходящего солнца и их волосы развеваются на ветру… Но ничего, это было только начало. Начало перемен. Я этого хотел.
Машина с визгом миновала казино «Гранд Ривер» и краеведческий музей и затормозила у городской больницы. Не хотелось угадывать в этом символ или знак судьбы. Хотя тут было от чего прийти в отчаяние. Я закрыл глаза и попытался отогнать плохие воспоминания. А потом попросил Ратсо прибавить скорости.
– Тебя не поймешь, – возмутился он. – То помедленнее, то побыстрее… Где логика? И потом, побыстрее я все равно не могу, это максимальная мощность.
Я не ответил. Моя бабушка Шарли с легкостью обошла бы нас на своем велосипеде, вздумай мы устроить гонки. Но это не имело никакого значения, потому что мне было очень хорошо. Видимо, помятый человек в помятой машине – это такое магическое уравнение.
Мы миновали поле для гольфа, а потом выехали из города и отправились к озеру. В озере Оахе полно рыбы. Каждый год здесь проводят большие соревнования по рыбной ловле – смотрят, кто поймает самую здоровенную чавычу, самую крупную щуку, бриля или даже просто малоротого окуня.
Должен сказать, что название «малоротый» напрочь не соответствует действительности, потому что рты у этих рыбешек ужасающие, чудовищные, кошмарные. Чтобы описать мои ощущения по поводу малоротых, требуется не меньше трех прилагательных. Как представлю себе, что эти зверюги плавают в озере Оахе, меня прямо дрожь пробирает и уже как-то не выходит насладиться красотой воды и ее спокойствием. Вижу одних только рыб, которыми кишит озеро, такие «Мини-челюсти», новая версия фильма ужасов на Оахе, водохранилище реки Миссури. Короче, мы направлялись к озеру, и это меня уже совсем не радовало.
Было почти девять вечера, солнце окончательно село, но небо озарилось восхитительным темно-синим свечением, сквозь которое пробивались лучи нескольких ранних звезд. По озеру гонял свежий ветер, он раскачивал редкие тополя и морщинил поверхность воды.
– Здесь неподалеку есть небольшой ангар, – объявил Ратсо. – Нам туда.
– Ладно, – машинально отозвался я.
Я внушил себе, что все закончится хорошо и происходящее абсолютно нормально.
Конечно, сохранять эту уверенность было непросто. Но возвращаться домой совсем не хотелось. По крайней мере пока. Я прекрасно представлял себе, в каком состоянии сейчас родители, и, конечно, сознавал, что они с ума сходят от беспокойства. И в то же время они ведь меня знают. По крайней мере, я так думаю… Ведь должны же родители приложить хоть немного усилий, чтобы объяснить себе поступки собственного ребенка. А уж родители-психоаналитики, которые специализируются на поведении подростков, – и подавно.
Жестянка
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 45
