кнопкой выключателя, сразу прищурившись от яркого света. На зеркале, сразу напротив двери, была прикреплена записка от Шурки с большими накарябанными буквами "КИРКЕ".
Кира бросила сумку, закрыла дверь на замок, разулась, с запиской в руках прошла на кухню. Поставила чайник, умылась под кухонным краном и только потом развернула небрежно выдернутый из тетрадки лист.
Почерк Шурки был корявым, да она и, видимо, очень торопилась, когда писала. Не с первого раза, но все же получилось разобрать небрежные каракули:
" Я переехала к Семячкову, он наконец-то развелся. Буду жить у него. Квартиру, как и договаривались, оплачиваем пополам, это будет мой запасной вариант. Живи, не скучай. Телефон мой знаешь.
П. С. Вещи я сложила вниз в шифоньер, чтобы тебе не мешались. Может заеду на неделе. "
Кира отшвырнула лист и с облегчением вздохнула. Меньше всего ей сейчас хотелось видеть беспринципную Шурку и тем более рассказывать ей о том, что случилось. Теперь Кира вообще жалела, что открылась ей.
Выключив так и не вскипевший чайник, она ушла в комнату, упала ничком на кровать и расплакалась, выплескивая наружу тревогу последних дней, боль за Глеба, обиду за неоправданное доверие. Так и уснула не раздеваясь, на мокрой подушке, окунаясь в спасительную опустошающую темноту.
Шурка появилась на следующий день и как сорока на хвосте притащила новость: у Глеба умер отец. Кира хоть и удивилась ее осведомленности, но виду не подала. Деятельная подруга тут же надавала советов, как себя вести и стоит ли сейчас ехать Кире к Глебу домой. Все это звучало фоном, казалось бредом. Зачем она куда-то поедет, и о каких разговорах может идти речь, если Глеб еще ни разу не звонил. Хотя ему, наверное, некогда. Сейчас на его плечи лягут все заботы. Кира отмахнулась от подруги и переключила разговор на личное.
— Как у тебя дела? С Семячковым все серьёзно? Это тот, который ребенка бросить не решался, да?
— Угу, — пробубнила Шурка, доедая последнюю вафельную конфету из вазочки, — он самый. Развелся. Она уехала с ребёнком к матери. Квартира его, вот я к нему и переехала, пока он в сожалениях своих не растворился. Устроила ему медовый месяц по полной. Короче, поживу с ним. За хату не переживай, он меня обеспечивает. Так что я и тут оплачу, и там наслаждаться комфортом смогу. Представляешь, джакузи, балкон огромный, вид из окна просто супер. Мебель, Кирка, ты просто не поверишь, такая шикарная. Вообще, не хата, а дворец.
— Рада за тебя, — промямлила Кира, на самом деле чувствуя лишь какое-то тупое безразличие.
— Ладно, подруга. Давай, держись. Я поехала, мой кабанчик ждет внизу, а то нервничать сейчас начнет. Ты, кстати, что так рано прикатила? Я думала тебя здесь нет, хотела проверить, закрыла ли форточки.
— Да по делам, Шур. Ничего особенного.
— Ясно, ну ладно, пока. Я на связи.
Шурка выпорхнула из квартиры, оставив после себя яркий шлейф дорогих духов.
Кира поморщилась словно от зубной боли и закрылась на замок. Чем занять себя, она не знала. Гулять не хотелось, заниматься тем более. Включив телевизор, она бездумно уставилась в экран, даже не вникая в суть того, что показывали в передаче. Все ее мысли сейчас были о Глебе. И если бы была возможность, она и боль, и переживания разделила бы с ним, только позови.
17
Сегодня ты влюблен и чувствуешь себя на седьмом небе от счастья, а завтра лиши тебя этого чувства, и земля уходит из-под ног, и кажется, что нечем даже дышать. Нет, Кира не перестала любить, но без Глеба словно погибала. Настолько любовь вросла в нее, сплелась с ее сутью, что не представляла, что делать, если любимый вдруг решит расстаться. Откуда были эти мысли, не понятно. Ни от чувства низкой самооценки, нет. С чувством собственного достоинства было все в порядке. Но ощущение, что он сейчас готов пожертвовать их отношениями, никуда не уходило.
Глеб не звонил. Не приезжал. И терпение лопнуло. Кира извела себя сама, и от неизвестности в голову лезли дурные мысли. Ведь лучше один раз переболеть, чем изнывать вот так. Она собралась и поехала к Глебу сама, благо адрес помнила наизусть.
Такси приехало быстро, да и днем стоило дешевле. А еще, заплатив за машину, она не передумает на полпути ехать обратно.
Вот дом и едва знакомый подъезд. Немного потряхивает от волнения. Но Кира, сжав кулаки, идет вперед. Будь что будет.
На счастье или по воле судьбы тяжелая железная дверь приоткрыта для проветривания. Кира проходит в подъезд и находит нужную квартиру. Звонок в дверь, тишина. Еще раз, и еще. Едва уловимый шум изнутри заставляет выдохнуть.
Щелкает замок, дверь открывается, и на пороге появляется мать Глеба. На миг Кире кажется, что из нее вышибли весь воздух. Поседевшие волосы, отекшее лицо и распухшие от слез глаза, — словно перед ней совершенно другой человек. Женщина щурится, пытаясь в полутемном коридоре рассмотреть, кто пришел. Видно, что она, скорее всего, только что встала с постели.
— Вера Николаевна, здравствуйте. Это я, Кира. Простите за беспокойство. Я к Глебу.
— Здравствуй, дочка. Прости, я спала. Не могла никак встать. Проходи, не стой за порогом.
Кира кивнула и неуверенно шагнула внутрь. Весь запал как рукой сняло при виде Веры Николаевны. Горе не просто ударило по ней, а катком прошлось, иначе не скажешь. И большое чудо, что эта женщина еще держалась на ногах и находилась дома, а не в больнице.
Она закрыла за Кирой дверь, потом крепко обняла девушку и, тяжело вздохнув, прошептала:
— Хорошо, что ты приехала. Идем, попьем чайку.
Кира, закусив губу, кивнула.
— А Глеб не дома?
— Нет, Кирочка. Он все ездит и ездит, какие-то отцовские дела справляет. Не знаю ничего, он молчит, меня во все это не посвящает. Говорит, сам разберусь.
Вера Николаевна доковыляла до просторной уютной кухни, а потом сев на стул, попросила:
— Кира, похозяйничай. Ноги не держат. Я скажу тебе, где что лежит. Аппетита нет совсем, но с тобой за компанию я хоть перекушу.
— Я с радостью. Командуйте, Вера Николаевна! — по-доброму улыбнулась женщине Кира. То, что она могла хоть чем-то помочь, невероятно воодушевило и саму вернуло в лучшее расположение духа.
Под чутким руководством гостья включила электрический чайник, сделала бутерброды, разложила сладости в вазочке, а потом и налила чай. Все это время Кира боялась задавать вопросы, при этом изнывая от нетерпения. Ей хотелось узнать обо всем, особенно волновало, когда она наконец сможет увидеть любимого.
