отца.
Другая, менее щепетильная девушка, уже б давно разыскала Максима, и не по телефону. Явилась бы домой к нему. «Милый, хочу тебя обрадовать! Ты будешь папой!» И даже если бы он скривился в нерадостной улыбке, она бы и «не заметила». И пошла бы дальше. Осчастливила б его родителей. «Вот, внучок скоро у вас будет!»
Хотя это был бы какой-то вариант. Сейчас же мне оставалось только ехать на вокзал и сидеть там, пока не придет какое-нибудь решение. А там подойдут полицейские и заберут в участок, если я буду глаза мозолить.
Мысли о второстепенном вдруг отошли на второй план, оставив меня один на один проблемой номер один. Я представила себе полупустой ночной вокзал. На деревянных скамейках, так же, как и я, ютятся не самые благополучные люди. Те, у кого нет денег на такси чтоб доехать до дома ночью. Те, у кого нет денег на более комфортную поездку и удобный по времени поезд. И наверно, те, у кого просто нет денег на гостиницу.
Гулкие своды вокзала будут эхом разносить объявления о прибытии или отправлении поездов. Проходящие составы будут громыхать, увозя людей и грузы. Возможно, какой-нибудь угол оккупируют цыгане, которые и последние деньги могут украсть.
Картина моего бесприютного одиночества так явно предстала перед глазами, что никакой моей выдержки не хватило. Я разревелась. Отчаянно и безутешно.
– Алишка! Ты что здесь делаешь? – раздался вдруг знакомый голос. Алик, мой бывший поклонник и друг, вынырнул будто из ниоткуда. Или же за пеленой слез я его просто не увидела…
Проморгавшись, я, наконец, смогла выдохнуть.
– Автобус жду, – наверно, сработала привычка «держать лицо», поэтому голос почти не дрогнул. Но от шмыгания носом я не удержалась.
– Приспичило тебе прямо по жаре ехать! И с вещами? Ты куда собралась? – Алик, казалось, был искренне раз нашей встрече. Хотя должен быть здорово обижен.
Весь год, что я провела в Великино, он за мной трогательно ухаживал. Вернее, не весь год, а когда приезжал домой на каникулы и выходные. Он такой романтичный. Как настоящий рыцарь. В теплое время года по утрам я находила маленькие букетики полевых цветов у себя на подоконнике, шоколадку или маленькую игрушку. Мы ходили в кино, однажды даже ездили в город в парк на аттракционы. Он называл меня Дамой сердца, но забыл, что Дама сердца – это по определению недоступная женщина. Ей посвящают стихи и подвиги, но она чужая избранница. И это придает их тонкой связи особую остроту, надрыв.
До него я парней к себе близко не подпускала. «Так мама велела». Но и сама считала, что встречаться с кем-то, лишь бы галочку поставить, что у тебя кто-то есть, тоже глупо. Я училась, много читала, и тратить время на бестолковое общение не собиралась.
Но Алик был умным, начитанным. И робким. Он не лез целоваться, не пытался лапать. Наверно, понимал, что это поставит крест на нашей дружбе. И обоих это устраивало.
До появления Подгорского. Когда мой рыцарь понял, что между нами зарождаются не просто товарищеские отношения, он закатил мне скандал.
– Ты такая же, как все! Я презираю тебя! Ты! Ты! Меркантильная продажная девка!! – голос Алика сорвался на фальцет. Его и так не очень красивое лицо исказилось гримасой злости. В глазах отражалось отвращение и уязвленное самолюбие. – Да! Ты продалась богатенькому Буратино! За бабки!
Я не стала ждать, что он еще выкинет, и влепила ему звонкую пощечину, которая должна была превратить эту истерящую бабу в прежнего Алика. Интеллигентного и воспитанного. Теперь я понимаю, что люди не меняются. И если есть червоточинка, она никуда не денется. Ее можно умело маскировать, но в критические моменты она обязательно вылезет. И вообще, трудности – это катализатор личности.
– Кто тебе дал право меня оскорблять? Я тебе не жена! И даже не девушка! Мы были друзьями, и нас это устраивало. Так что будь добр, извинись, и забудем эту отвратительную сцену, – отчитала я его, как провинившегося школьника.
Несколько минут он еще обиженно сопел, потом или признал мою правоту, или сделал вид, но извинился. Конечно, цветы у меня перестали появляться на подоконнике. Хотя когда он приходил за молоком или творогом, мы общались, как раньше. Ну почти.
И вот Судьба в качестве жилетки подгоняет мне бывшего друга. Но если Подгорский был последним человеком на земле, к которому я хотела бы обратиться за помощью, то Алик был предпоследним. Доставить ему минуты торжества ни за что не согласилась бы. Но я и не ожидала, что могу вот так, запросто, оказаться на улице. В прямом смысле этого слова.
– Так куда ты собралась с котомкой? – продолжал Алик выпытывать из меня правду.
Я проглотила противный комок, мешавший и дышать, и говорить, и коротко ответила:
– В гости.
– В гости с таким лицом не едут. Алиш, что случилось? – в его голосе было столько теплоты и сочувствия, а у меня на душе так безнадежно холодно и пусто, что я снова расплакалась.
Он сел рядом со мной на лавку и по-дружески положил руку мне на плечи.
– А кто говорил, что не бывает безвыходных ситуаций? Рассказывай, и мы вместе решим любую проблему.
Я покачала головой. То решение, которое мне предложили родственники и которое сейчас мог бы озвучить Алик, мне не подходило. А другое решение никак не появлялось.
– Алик, спасибо за желание помочь. Но не в моей ситуации.
Я думала, что на этом разговор закончится – подъезжал автобус. Однако Алик меня удивил. Он запрыгнул в него вместе со мной и даже заплатил за двоих. Это маленькое проявление заботы для меня было как первый добрый знак. Знак того, что Вселенная еще пожелает мне помочь и я не пропаду. Ведь с момента, как я узнала о своей беременности, у меня внутри все будто закаменело и не было ни одной минуты, чтоб внутри все не сводило от страха.
Я, конечно, попыталась его спровадить назад – ведь если он доедет со мной до города, то без моей помощи узнает, что идти мне некуда. Но Алик вдруг превратился в решительного и настойчивого мужчину. А я так отчаянно нуждалась хоть в одной – единственной душе, которой до меня есть дело… Хотя бы за те деньги, что я сэкономила на билете, смогу купить что-то поесть и это уже хорошо…
Выйдя на автовокзале, я попыталась отделаться от него, потому что боялась не удержаться. И не удержалась. Пыталась ограничиться в своем рассказе тем, что меня выгнали из дома,
