— А ты обкрадываешь меня, не делясь со мной целиком своим «я».
— Хотите, я помогу вам? Вы будете диктовать, а я печатать? Так будет быстрее, заодно и отредактируем вместе.
— Зачем этим прекрасным ручкам лишняя работа? — он касался пальцами ее запястья, она мягко убирала руки. — Дай мне волю, и я окружу тебя всем самым лучшим, ты никогда не будешь знать ни в чем недостатка. Я сделаю из тебя королеву!
— Мне нетрудно будет напечатать, честное слово! Коллегия уже на следующей неделе, мы могли бы предоставить материалы уже к тому времени, ведь опытные результаты все готовы. Не упрямьтесь, Всеволод Наумович, давайте закончим статью!
Она почти умоляла. В огромных глазах лучились надежда и вера в светило пластической хирургии. И светило не могло устоять перед этой искренней верой в него, и уступало. И они садились вместе печатать статью, или обзор, или заканчивать описание опытов, все, что было на повестке текущего момента, все, что требовало от профессора концентрации и вдохновения. Сабина, его муза, давала ему предостаточно вдохновения. А еще он верил, не переставая верил, что однажды она все же уступит ему. Он принимал ученическое восхищение в ее глазах за признаки любви, веру в него за привязанность, готовность помочь — за желание побыть с ним как можно дольше.
Они ездили вместе на научные конференции, она ассистировала ему при докладах, демонстрации опытов, пациентов, во время операций. Надо признать, что большая часть из его окружения не сомневалась, что между ними далеко не платонические отношения. Булевского это мало заботило, а вот Сабина искренне огорчалась, если кто-нибудь из злоязычников намекал на то, что она любовница Булевского и что только и старается женить его на себе. Но восхищение ее перед его умом было настолько велико, что она мужественно перешагивала и эти недоразумения.
В конце концов сердце профессора не выдержало и, как мужчина, он решился на прорывный шаг. Будучи уверенным, что Сабина просто не решается на обнаружение своих чувств и шаги сближения, он предложил ей руку и сердце. Для него эта была формальность. Булевский ни на секунду не сомневался, что вслед за предложением последует незамедлительное уверенное «Да» и заживут они и дальше долго и счастливо.
— Но, но… профессор, я не могу…. — лепетала побледневшая Сабина, тревожно сведя брови-стрелы над переносицей.
— Не можешь? Не можешь что?
Булевский настолько был озадачен ответом и вообще реакцией, что потерял всякую способность соображать. Он всматривался в ее увлажнившиеся блестящие глаза силился сообразить, чем он так обидел свою Музу.
— Я не могу выйти за вас замуж.
— Но… почему? Почему, Сабина? Боишься сплетен? Пересудов? Это же ерунда! Главное — не это.
— Вот именно.
— Что вот именно?
— Главное не это.
— А что тогда? Сабина, любовь моя, я не понимаю…
Он протянул к ней руки, но она отпрянула.
— Я не люблю вас, Всеволод Наумович.
Сабина подняла на него глаза, полные боли. Ей не хотелось ранить это научное божество, восхищавшее ее на протяжении долгого времени, но ей хотелось раз и навсегда объяснить стоявшему перед ней мужчине, что между ними совершенно другие отношения.
— Я восхищаюсь вами, я ценю вашу доброе отношение ко мне, я в восторге от всего, что вы создаете, но я не люблю вас, как мужа. Более того, я люблю другого человека и даже обручена с ним.
— Обручена?
— Давно. Он очень хороший парень и он…
Булевский отшатнулся, сделав предупредительный жест: «Не продолжай!». Сердце предательски закололо. Мир рухнул. Но ненадолго. Эгоистичная натура, отступившая на короткое время под натиском чувств, вновь выступила на сцену. Его отвергли. Какая разница, что пилюлю смягчили восторгами по поводу его интеллекта. Ни одному мужчине этого не будет достаточно. Его отвергли, как мужчину, и этим все сказано. Его Муза спустилась с божественного пьедестала и превратилась в обыкновенную женщину, пусть молодую и красивую, но все же обыкновенную женщину со всеми вытекающими из этого последствиями. Булевский чувствовал себя не то что обманутым, нет, скорее разочарованным. А вернее будет сказать, он словно очередной раз получил подтверждение своим жизненным принципам, которым не изменял до последнего, а когда изменил — прокололся. Его жена и вечная спутница — это наука. Он попробовал ей изменить, не вышло. Ну что же, по крайней мере, наука никуда от него не сбежала, она, верная подруга, всегда ждала его внимания и заботы, его энергии, мыслей, его отдачи на все сто процентов. Ему было куда укрыться. И он отступил. Отступил, но не забыл о нанесенном оскорблении. Это не далось ему легко. Он прошел все муки ада, которые проходят отвергнутые влюбленные. Но он смог победить в схватке с тщеславием, потому что подкупил его другими, более заманчивыми предложениями своего ума.
Сабину он вынудил сменить место аспирантуры, подыскал ей другого руководителя в другом НИИ, сделал все, чтобы не видеть ее. Он, конечно, встречал ее еще несколько раз, знал, что она вышла замуж, видел ее с беременным пузом, а потом… Потом она исчезла с горизонта вовсе, ушла в декретный отпуск, звезда ее потухла для него окончательно. Вся его энергия вновь направилась в русло открытий и рискованных экспериментов.
Он работал над пересадкой тканей, добиваясь все больших и больших успехов. Больные после его лечения забывали о том, что когда-то их тела покрывали уродливые келлоидные рубцы, любуясь практически стопроцентно восстановленной гладкой кожей на месте ужасающих ожогов. Пересадка кожи от доноров давала фантастические результаты и Булевский возлагал на эти опыты большие надежды. И вот, когда журавль в небе пойман, когда слава находится перед ним на блюдечке с голубой каемочкой, только протяни руку и возьми ее, его пациентка запрещает ему раскрывать тайну эксперимента! Это было убийственно. Из-за дурацких комплексов лишать мир такого открытия? Лишать его, Булевского, славы? Нет, не мог понять профессор женскую логику. Слишком все сложно и запутанно. И ведь против не пойдешь. Нарушений-то много сделано, всякий сможет подкопаться и подвергнуть сомнению «чистоту эксперимента». Придется уповать на то, что Дормич изменит свое мнение и встанет на его сторону.
Несколько дней Альбина провела в обществе психолога. Анна Себастьяновна Полевая работала в ожоговом центре года четыре, но с таким случаем никогда не сталкивалась. Ей доводилось работать по большей части с людьми, которым приходилось жить с уродливыми шрамами, или с поврежденными частями тела. Но такое она видела впервые, недаром профессор предупредил её, что случай уникальный, тянет на мировое открытие, но пациентка сложная, избалованная прежней жизнью. Дабы информация об эксперименте Булевского не утекла за пределы клиники раньше времени, он допускал к Дормич лишь своих проверенных людей, о её состоянии знал очень узкий круг людей. Анна Себастьяновна, одна из избранных профессором, конечно, была наслышана о Дормич и едва совладала со своими эмоциями, когда увидела её новый облик. Если бы она встретила её, как Катерину Лаврентьеву, она, несомненно, нашла бы миллион доводов по поводу того, что внешность — это то, как воспринимает себя человек, все зависит от собственного мироощущения и уверенности в себе и прочие известные истины. Но тут… Психолог мысленно поставила себя на место Дормич, чья карьера, да и вся жизнь, была обусловлена в первую очередь её красотой. Заплатить потерей своего главного козыря за то, чтобы остаться в игре под названием жизнь должно быть психологически безумно сложно. Будь пациентка ординарной личностью до трагедии, ей бы сейчас было намного легче смирится с новым обликом, пусть даже менее симпатичным, чем прежний. На взгляд Анны Себастьяновны, новое лицо Альбины отнюдь не было уродливо само по себе. Разве что в сравнении с истинным лицом Дормич…
