хорошо знаю свою жену: она утром проснется и будет жалеть. Она не шлюха.
— Так как тебя зовут? — звучит над ухом мурлыкающий голос.
Моя правая рука сама взмывает в воздух.
— Прости, красотка, но я женат, — показываю ей массивную печатку, которую ношу вместо обручального кольца.
— Но, может, тогда хотя бы выпить закажешь?
Ее просьбу я слышу хуже из-за сильного гула в ушах, от того что кровь забурлила по венам, потому что вижу, как к Лиле подходит Роман и целует ее в шею.
Глава 12
У меня во рту появляется привкус крови, после того как я мысленно выгрызаю ему кадык.
Недоносок чертов. Совсем рамсы попутал.
Лилька не поощряет его грязные поцелуи, а ёжится и пытается отойти, но этот урод ловит её за талию и вновь припечатывает к себе. Моя жена вроде бы не боится его и продолжает пританцовывать, но я понимаю, что и в его объятия кидаться не хочет.
По крайней мере, сейчас. А что будет через три бокала коктейлей, я прогнозировать боюсь, потому что за себя не ручаюсь.
К Лильке со спины подходит рыжий перекаченный дружок Романа, пугая ее, и тоже начинает танцевать. Эти два потенциальных покойника облепили мою жену с двух сторон и трутся об нее ширинками.
И меня удивляет: как это Лилька до сих пор не пнула никого по яйцам? Она не виснет на этих двух полудурках, но и не отталкивает их.
А у меня уже зудят костяшках пальцев.
Подхожу к ним и понимаю, что назвать Лильку хорошо подвыпившей я погорячился — она в стельку пьяная. Смотрит на меня стеклянными глазами и не понимает, что видит меня. Взгляд вообще никакой. Чуть тепленькая — еби не хочу.
Ясно, почему она по яйцам никому не врезала — она вообще сейчас ни хрена не понимает.
Когда я женился Лильке, обещал ей стать сдержанней и оттачивать дипломатические навыки. Но здесь они неуместны. С такими мразями, как этот Ромчик и его рыжий дружок, никаких переговоров быть не может. Проверено опытным путем. Снова.
Я же популярно и почти культурно сказал держаться от моей жены подальше, а Рома не понимает.
Беру его за ухо и отвожу в сторону от Лильки:
— Твоя мать, пока была тобой беременна, бухала? Курила? Клей нюхала? — спрашиваю этого слащавого утырка в тесных брюках и приталенной рубахе.
— Нет, — он, мотнув головой, непонимающе хмурится.
А он ведь даже не так чтобы сильно и пьян. Лильку мою спаивает, видно, а сам руку на пульсе… то есть на ней держит. И так меня это бесит…
Все Лилькины уроки дипломатии из головы вылетели к чертям. А я ведь уже так натренировался, связями благодаря обретенной сдержанности обзавелся нужными, дела по-человечески вести стал…
— Тогда почему ты, блядь, родился таким упоротым? Я же тебе сказал отвалить от моей жены! Или ты слов не понимаешь? Так я тебе…
Договорить не успеваю — мне промеж лопаток прилетает удар. Настолько сильный, что хрустнуло в позвоночнике. Я отпускаю ухо Романа, стискивая зубы от боли, и медленно оборачиваюсь.
Вижу, как дружок снова замахивается, и перехватываю его руку.
— Ну ты и крыса! В спину бьешь…
И снова жгучая боль, но уже в шее — Рома кинулся на меня. Достали.
Планка падает, кровавая пелена перед глазами лишает меня всего человеческого. Давненько я такого зла не испытывал. Ощущения подзабытые, но такие родные. Внутри меня будто все застывает. Нет эмоций, нет лишних мыслей — одна лютая ярость.
Вижу только противников и Лильку. Которую нужно вытаскивать их этого гадюшника. Потому что она сама не понимает, куда встряла. Мне ее душевное равновесие важно. Если одна натворит бед, чтобы мне отомстить, потом себя сама не простит и меня к себе больше не подпустит.
Это точно.
Потому не обо мне речь, а о жене моей родной, любимой и на век единственной.
Всех убью, а не дам ей себя возненавидеть.
Как машина, отбиваю новые удары двух крыс, нападающих исподтишка, и мощно сталкиваю их лбами. Кажется, даже искры вижу, полетевшие из их глаз. Отпускаю — оба валятся на пол.
А из-за их столика поднимается третий урод. Опережаю — переворачиваю на него стол со всем содержимым.
Замечаю, что к месту уже прут охранники.
Только они еще далеко, а вот гнусь по имени Роман уже очухалась, с пола поднялась и кидается на меня. Приходится отбить удар и тут же влепить кулак в центр его лица. Под костяшками что-то упруго хрустит, и приталенный мажорчик падает на пол с залитым кровищей лицом.
Охранники просят меня пройти с ними. Иду. К ним я претензий не имею. Только оглядываюсь посмотреть, где моя жена.
В кабинете администратора возмещаю ущерб за разбитую посуду и жратву с выпивкой.
Полицию никто и не думал вызывать, а я и не удивляюсь — тут такая публика собирается, что если начнется шмон, то проблемы будут гораздо больше, чем сломанный нос одного мажора и перевёрнутый стол.
Все-таки уроки дипломатии Лили не прошли даром. Раньше я бы всю эту богадельню перевернул, а так конфликтанул локализовано.
— Дай что-нибудь кровь вытереть, — говорю администратору.
Женщина протягивает пачку с влажными салфетками.
— Пожалуйста, покиньте наше заведение. Вы теперь в черном списке.
— Да вообще не расстроила, — ухмыляюсь я. — И жену мою в чс занесите.
— Из-за нее весь сыр-бор? — смотрит понимающе.
— Угу.
Администратор кивает. Нормальная тетка.
Я возвращаюсь в зал.
За мной следят охранники. Не приближаются, но начеку.
Уборщица разгребает последствия драки, а гости ведут себя как ни в чем не бывало.
Сквозь беснующуюся толпу вижу у барной стойки знакомую белую макушку. Направляюсь туда.
Лиля, облокотившись на стойку, потягивает через соломинку коктейль. Интересно, эта маленькая горе-пьянчуга хоть поняла, что вообще несколько минут назад случилось? Похоже, нет. У нее походу сейчас в мозгах вертолеты кружат.
Подхожу к Лильке сбоку и тоже облокачиваюсь на стойку.
— Девушка, можно с вами познакомиться? — вкрадчиво спрашиваю.
— Ой, отвали, — бормочет она, пошатываясь даже сидя.
— Крошка, давай угощу, не ломайся. Ты пиздец какая красивая.
Жена хмурится. Громко и тяжело выдохнув, выпрямляется и поворачивается ко мне. Фокусируется на моем лице долго.
— Суворов? — наконец, хлопает ресницами, будто своим глазам не верит.
— Кто такой? — строю из себя дурака.
Лилька зажмуривается, ее ведет в сторону, и она хватается за столешницу. Открывает глаза и снова фокусирует взгляд на мне.
— Суворов, — говорит обреченно и тут же приосанивается: — А что ты здесь делаешь? За мной следишь, м?
Хватит с меня этого
