свалился, – Энхир прищуренно поглядел на Мелая. – Ты точно сын старейшины Язов?
Тут Мелаю пришлось рассказать, очень сжато, историю своего появления в Общине. По лицу Энхира было видно, что он весьма сомневался в правдивости услышанного. Старик еле заметно провёл пальцами по краю сферы, и она тут же погасла.
– Погоди, Энхир, ты мне не веришь? Посмотри, разве я похож на Порв… на одного из Поганых?
Энхир смерил его взглядом. И, хотя, на Порвата Мелай был не похож совсем, тень сомнений всё же не оставила его.
– Я уже сказал – шпионы врага повсюду.
Минуту они молчали. Энхир пристально смотрел на своего визави, а тот делал вид, что разглядывал интересные виды степи.
– Черт с ним! – махнул Энхир на Мелая медальоном и убрал руку с рукояти спрятанного под попоной кинжала. – Видать под старость лет совсем я уже одичал, каждого готов к Поганому племени причислить. Айда.
Он спрятал треугольный медальон, и они пошли дальше к неведомым Мелаю друзьям.
– А какие вести ты передаешь им?
– Да всё одно: сколько числится в каждой Общине мужчин, женщин, детей; какие среди народа настроения, нет ли какого мора или хвори поголовной. Не удумали ли Поганые каких гадостей. Хотя эти трусливые падальщики редко чего могут сотворить, кроме мелких набегов да воровства детей. А ещё – не задумал ли кто из вождей повести людей в запретные земли. Карту видел, небось?
Мелай кивнул.
– Так вот, Бурханы строго настрого запрещают ходить кому б это ни было за границы Живого Мира, ибо там, за пределами его – смерть.
– Так это они эти карты Общинам роздали? Мне отче сказал, что их Либры сделали.
Энхир засмеялся.
– Куды уж им, Либрам-то, такие карты делать! Откуда ж им знать – где границы Мира?! Нет, Бурханы их передали своим посланцам, таким же, как я, и было это очень давно. Те вручили их Либрам, истинным войнам, ратующим за Службу Мирового Спасения. А они уж выдали эти карты вождям Общин. Ох, как нелегка была жизнь, пока карты не появились! Сколько раз люди забредали в запретные земли. А там всё отравлено: и земля, и вода, и воздух. Даже как будто и само солнце там какое-то хилое, точно болезное. Начинался мор и в считанные дни косил половину народа. Оставшиеся спасались бегством; едва собрав свой скарб, бежали из лагеря на место давешней стоянки. Чуяли, небось, что дело всё в гиблом месте, вот чутьё им жизни и берегло.
Мелай был угрюм. Он слушал Энхира, опустив голову, и только поводил изредка бровями. Солнце упрямо катилось к западу, путники всё брели к неизвестным друзьям.
Несколько минут прошли они молча. Старик то и дело поглядывал на небо и вглядывался куда-то в даль, приложив ребро ладони ко лбу. В нескольких минутах ходьбы от них был виден небольшой околок, одиноко грустивший березами и ольхой на еле заметной возвышенности. Путь явно вёл их именно туда.
– Послушай, мой отче ничего толком не мог сказать про этот мир… Живой Мир. Откуда взялись тарелки, Бурханы, Служба. Мне страсть как интересно, а он все говорил – никто, мол, взаправду ничего уже и не скажет, давно всё было, а теперь только байки одни и ходят средь народа.
Энхир посмотрел на попутчика и ухмыльнулся.
– Так ведь и правильно всё он тебе сказал. Во-первых – среди Общин сегодня правды никто уж не помнит, это точно; а во-вторых – неча к важному пожилому человеку с дурацкими своими расспросами лезть.
– Но ты ведь уж точно знаешь как что было, – улыбался Мелай. – Как-никак с самими Бурханами якшаешься, в Службе состоишь. Ну, так расскажи. Как раз успеешь, пока мы до тех деревьев докандыбаем.
Старик вздохнул.
– Нашел ты, конечно, время для такого разговора. Пес с тобой, слушай. Давно, ещё до рождения моего деда, здесь всюду жили Бурханы. Живой Мир, эта степь, где кочуют наши Общины, который ты видел на карте, это лишь малая часть огромного мира. И Мир этот круглый. (Ей богу, как яблоко!) В это нелегко поверить, но это так. Да если б мне сами Бурханы не показали всё это через медальон, – Энхир шлёпнул ладонью по груди, – чёрта с два я бы в это поверил! Круглая! А ведь смотришь вдаль – степь-то кругом плоская, да?! Ну да ладно, просто прими эту истину, бездумно, как сделал я. Так вот, весь этот огромный круглый мир просто кишел Бурханами. Их было множество.
– И жили они в городах, – вставил Мелай.
– В огромных. В таких, что конца и края не видать. Там каменные дома высятся до неба, а жители перемещаются на стальных колесницах без лошадей… Ну, не буду болтать лишнего, сам мало что про эти города ведаю. Они (Энхир скосил взгляд в небо) не особо разговорчивы про своё прошлое житьё. И вот, значить, жили они себе в своих городах, не тужили, как напали вдруг с неба эти проклятые тарелки. Откуда они пришли – никто не знает, чего им напасть вздумалось – тоже никому неведомо, только начали они бить, убивать Бурханов почём зря. Они жгли их дома, разносили заразу, от которой шёл мор и которая до сих пор не выветрилась.
– Я видел на карте. Это места на границе Мира, где нарисованы черепа, да?
– Да, черепа. Так вот, боролись они с врагом нежданным как могли, но сдюжить не сумели, не хватало у них сил и умений биться с железными, да при том, летающими супостатами. Великое множество Бурханов погибло в ту войну. А те, что остались, собрали всю волю да остатки сил в кулак и остановили тарелки, хоть прогнать их у них и не вышло. Они созвали со всего круглого мира всех, кто мог ещё воевать и учредили Службу Мирового Спасения. Как бы единое, последнее войско. Где-то высоко, выше неба, вокруг всего круглого мира летают их железные птицы, которых они во множестве запустили и снарядили чудо-оружием. Оружие это может бить врагов сверху, так что те и не видят – откуда. Как начали тут птицы тарелки сбивать во множестве, так те сразу охолонули, да спесь их куда-то делась. Стали прятаться они и нападать только там, где птицы их не достают. Тут Бурханам порадоваться бы – набег врага смогли остановить, выжили, да посмотрели они, что со всем миром стало – и только опечалились. Города в руинах, всюду зараза, народ загублен, а множество людей, что живые – нужду имеют огромную и скитаются по степям, да лесам.
– Так
