конокрад даже пикнуть не успел, не то что к лошади подобраться — а уже зацапали. Это ночью-то. Мы вон дрыхнем с тобой, а они наш покой блюдут.
— Да уж. Одари их боги здоровьем…
То ли местные боги действительно услышали молитвы своих земных чад, то ли заранее одарили двух ватажников должным здоровьем, но удалялись с места последних событий они весьма бодрым шагом. На такую тщедушную тяжесть, как худосочное тело, подхваченное ими под руки, не обращали ни малейшего внимания. Хотя даже в бессознательном состоянии оно мужественно пыталось доставлять им как можно больше неудобств — цеплялось ногами за каждую кочку и загребало землю, не хуже доброй бороны. Ясно дело, тщетно.
PS от автора. Прошу прощения, что на день позже. чем обещал. В качестве извинения — начало следующей главы))
6. Ночные гости (начало)
Перстень сидел, вольготно развалившись на поленице, и с удовольствием щурился под лучами солнца. Больше всего сейчас он напоминал здоровенного кота, только что обожравшегося хозяйской сметаны. Рубаху снял, подставив под теплые лучи массивные плечи и широкую волосатую грудь. Время от времени принимался с видимым наслаждением шумно чесаться, кряхтя и позевывая. Разве что голову старался не трогать — рубашка, обмотанная вокруг макушки, могла и соскользнуть. Ее он натянул на свой блестящий купол, чтобы солнце не напекло лысину.
— Иди помойся, а то шкуру скоро сдерешь.
Хром, как выяснилось, мог двигаться на удивление бесшумно. Только что его тут не было — и вот уже стоит посреди подворья. Не иначе, со стороны огорода перемахнул через оградку. Ушёл он куда-то затемно, не предупредив об отлучке никого. Перстень, когда утром обнаружилась пропажа, конечно, отшутился в том смысле, что, видать, очень скромен калека, по нужде аж за версту убегает, будто кому-то интересно подглядывать, как он справляется одной рукой при походе до ветру. Но по нему было видно — поведением таинсвенного предъявителя княжьей грамоты доволен не особенно. Что и подтвердил, едва завидев пропажу.
— Шкуру бы как раз с тебя содрать за такие выкрутасы. Какого чёрта ты творишь?
— А ты что, моим тюремщиком себя возомнил?
— Себя я, представь, возомнил воеводой большого града, которого пёс пойми по какой надобности сорвали с места с отборной полусотней дружины, а теперь водят за нос, таская по каким-то буреломам! Сначала повелел полусотню оставить лагерем — дожидаться нас пятерых. Потом днями блуждали по лесу, искали какую-то хибарку, и, не успели найти и в ней расположиться, как ты и нас решил оставить дожидаться своей милости? Что ты затеял, калека?
— Спросишь у Светлого князя. Рассказать могу лишь ему. А уж он пусть сам решает, с кем делиться услышанным.
— Скажи спасибо, что пацана твоего на ремни резать не начали — вызнать что да как, — Кутька, находившийся тут же, во дворе, при этих словах невольно сглотнул плотный комок в горле.
— Если б он что-то знал, я б его тут с вами не оставил. А оставил как раз для того, чтобы не сомневались — скоро вернусь.
— Откуда?
— То княжья справа. А где, кстати, твои вои?
— А то, представь, моя справа.
— Добре, — выдохнул Хром. — Слышь, Кутька, принеси воды, а? В горле першит. Да и умыться хоть…
Парнишка тут же рванул к приземистой баньке.
— Малый, сбегай лучше силки проверь, — тут же окликнул его Перстень. — Не жравши с утра. Воды я и сам принесу.
Хром взглянул на воина, удивленно вскинув брови.
— Пожалеть решил?
— А чё тя жалеть? Рука — не башка, и без нее пожрать можно.
Кутька стоял на месте, не зная, кого слушаться. С одной стороны Перстень — воевода большого города. Человек в глазах парнишки, кроме Овнища ничего в жизни не видевшего, самый солидный и уважаемый. Но ведь и Хром, выходит, не последний человек при киевском столе. Да и роднее был свой староста.
Перстень заметил кутькины душевные метания. Ухмыльнулся в бороду и посмотрел исподлобья на однорукого. Тот лукавый взгляд поймал и кивнул парнишке: иди, мол.
Воевода со старческим кряхтеньем поднялся с нагретого местечка, неловко взмахнув при этом руками и со звонким перестуком уронив под ноги три полешки.
— Парня-то зачем с собой потащил? — проходя мимо Хрома в направлении бани и с ленцой снимая с головы рубаху, вполголоса бросил Перстень.
— Так надо было.
Воевода пригнулся, входя в низенькие двери, как медведь в сусличью нору, и сразу же вынырнул оттуда с ведром воды.
— Странный ты больно, княжий человек, — он бухнул ведро прямо перед Хромом, отчего едва не половина воды выплеснулась тому на ноги. — Вроде бы и грамотка у тебя имеется, и интересы стольные блюдешь, но вот не похож ты на дружинника — и всё тут.
— Слушай, воевода, я не отрок, чтобы ответ перед тобой держать. И не красная девка — нравиться тебе мне без надобности.
— Просто хочу чтобы ты знал — не верю я тебе.
— Чем это я вызвал такую немилость?
— А какую милость, по-твоему, может вызвать дружинник, руку на Светлого князя поднявший?
И снова невозможно было точно сказать, что сейчас точит изнутри воеводу — злоба или любопытство. Откуда он про ту оплеуху узнал, понятно. Наместник сболтнул. И еще большой вопрос, кого первый кнут — того, кто Светлого князя опозорил, аки смерду кулаком в зубы ткнув, или того, кто болтает об этом на всех углах.
— Если тебя эта история волнует, сразу хочу огорчить — ничего рассказывать не стану, — отрезал Хром, стягивая через голову рубаху.
— Тебя не продали ромеям на галеры и не затравили собаками. Даже голову не снесли. Вообще, то, что ты сейчас со мной разговариваешь, живой и почти здоровый, само по себе странно. На месте князя или любого из его бояр я бы тебя, не сходя с того места, порешил.
— Ясно.
— А еще никак не могу взять в толк, с какой все-таки стати потянуло тебя в лес татей ловить?
— Тебе еще раз грамоту показать?
— Да видел я ее уже сто раз, — махнул рукой Перстень. — Меня не она смущает, а ты, — он подошел к старосте вплотную, уткнувшись чуть не нос к носу, хотя в росте Хрому изрядно уступал. — Так что не удивляйся, если после какой-нибудь твоей пакости вдруг увидишь нож в пузе.
— Жути нагнать решил?
— Боги в помощь.
Хром и Перстень одновременно повернулись в сторону, откуда раздался голос. У ворот, равнодушно глядя на двух атаманов, стоял невысокий коренастый степняк. Узкие глаза, острый подбородок, широкие скулы, упрямая линия рта и ни намека
