холодный голос Герасима заставляет всё внутри замереть и превратиться в горку пепла. Такой безразличный. Скучающий.
— Ты можешь обманывать глупую и неопытную девушку, что тебе плевать, — мягко говорит Дарья, — но не меня. Ты сам глаз с неё не сводишь.
— Выключи эту бабскую проницательность, — оборвал резко её речь Герасим. — То, что мы с тобой вчера трахались, не даёт тебе права лезть в мою жизнь и душу. Она просто сестра моего друга. Просто девчонка решила, что я её принц.
— Боже, ты можешь это кому угодно рассказывать. Ей особенно. Но тогда в больнице ты… — она осеклась и резко перевала на меня взгляд, когда я на подкосившихся ногах чуть не свалилась на дорогу и наступила на ветку. Дерево хрустнуло, привлекая внимание. Дарья испуганно округлила глаза, а на её лице я тут же увидела сочувствие и вину. Хоть я и не хотела смотреть в лицо молодого мужчины, но взгляд всё же магнитом оказался на нём. Гер сжимал пальцами край стола и смотрел напряжённо, исподлобья.
— Как же я тебя ненавижу, — мне казалось, что я шепчу, но Герасим меня прекрасно услышал.
Сделала шаг назад. Второй. Третий. Не видя и не слыша ничего, бросилась бежать прочь от домиков. Выбежала за территорию базы отдыха. Не замечаю дороги. Слёз застилающих глаза. Боли в босых ногах. Подальше от Герасима и его девушки. От его глаз холодных и пустых.
Не знаю, сколько бежала. Остановилась лишь тогда, когда споткнулась о камень и грохнулась на еловые иголки, застилающие землю. Зашипела от боли в содранных коленях. Села, привалившись к дереву, и вновь зарыдала. Не только от боли душевной, но и физической. Когда странный вязкий туман ушёл, почувствовала боль в каждой мышце. Подняла стопу и увидела, как капли крови падают на хвойное одеяло. Стопы были изрезаны. Дура. Идиотка. Думала всегда, что чувства мои незаметны. Что взгляды мои не замечает. Надеялась, что его редкие долгие взгляды что-то да значат. Конечно. Значат. Презрение. К глупой и влюблённой сестрице лучшего друга.
Огляделась и поняла, что понятия не имею, где я. Кругом сплошной лес. Услышала звук ломающихся веток и испуганным зверьком замерла. Все душевные переживания отошли на задний план. Что если это дикий зверь? Дура я! Идиотка последняя.
Но перед глазами предстал испуганный и весь влажный Герасим.
— Вот же ж бл*тство. Нашёл, — выдохнул так облегчённо, что в моей груди вновь разросся пожар надежды.
Внимательный взгляд проходится по мне — сжавшейся и напуганной до икоты. По исцарапанному лицу и ногам. Герасим в одних шортах и кроссовках на босую ногу. Устало выдохнул, в два шага преодолел расстояние между нами, опустился на колени. Схватил мою ногу и устроил на колене.
— Горе ты моё, — как-то обречённо пробормотал под нос. Стал осторожно стирать кровь со стопы, внимательно вглядываясь и проверяя на наличие осколков и заноз. То же самое проделал с другой ногой. Осторожно. Едва касаясь. А мне бы вырваться, ведь от него сюда сбежала. Но меня будто кто-то заколдовал. Пошевелиться не могла. Смотрела на Гера — такого сосредоточенного и расстроенного — и двинуться не могла. Парень поднялся с колен и на руки меня молча подхватил, двинувшись в том направлении, откуда появился. — Куда только побежала? В лесу потеряться раз плюнуть, — свёл брови вместе. А у меня от его поучительного тона вновь в груди обида всколыхнулась.
— Отпусти меня, я сама дойду, — тихо, но твердо, ладошками упираясь в грудь Герасима.
— Не дури, Лиля. Спрячь свои колючки. У тебя стопы изрезаны.
— А мне плевать, Герасим. Дойду. Ты не принц, как ты верно подметил. Без твоей помощи справлюсь. Отпусти. Мне неприятно.
— Малышка, — рукой нырнул в мои влажные после морской воды волосы, сжал мягко и заглянул в глаза таким взглядом… Боже… Может я умерла? Там, возле дерева. Гер смотрел с такой нежностью, с такой потребностью и жадностью, что дыхание перехватило. — Не глупи. Дойдём, там характер покажешь.
После этих слов я взвилась. Со всей дури ударила его по плечам и удачно соскользнула на землю по его телу. Боль пронзила стопы, но я, сжав зубы, вытерпела. Отошла от парня. К обрыву, с которого открывался вид на бескрайнее и такое спокойное море. Где-то на горизонте белел парус. Глянула вниз. Высоко. И сейчас отчего-то совсем не страшно. Что может быть страшнее, чем равнодушие любимого мужчины? Ничего.
— Я устала, Герасим. Очень сильно устала. То ты пинками прогоняешь моего одноклассника, который меня проводил до дома, и заставляешь поехать переодеться в день рождения, увидев моё платье. Будто тебе не всё равно. Будто ревнуешь. А после снова становишься холодным. И с девушками своими обсуждаешь, что сестра друга в тебя влюблена. Настоящий мужской поступок, Герасим. Небось твоё самолюбие там в ауте — в тебя влюблена девчонка. Таскается всюду за тобой. Смотрит с восторгом. Забавно. Поржать над ней можно.
— Лиль, — мягко и с надрывом. — Маленькая… — едва слышно. Ветер уносит прочь его слова. — Ты не знаешь всего. Не нужен… Больно будет.
— Из-за чего больно? — развернулась на пятках резко. Боль пронзила каждую клеточку тела. Оступилась. Запуталась в ногах. И стала заваливаться назад. Так нелепо и так глупо.
Но это вовсе не походило на сцены из фильмов. Всё произошло в одно мгновение. Я только моргнула, а уже в белой палате, с жёлтыми занавесками. Ноги перебинтованы. Рука в гипсе. На голове повязка. Рядом с кроватью мама. Бледная. С опухшим от слёз лицом.
— Мамочка, — прошептала. Женщина тут же вскочила.
— Лилечка, цветочек мой, — родные холодные ладони запорхали над лицом, ласково оглаживая, — как же мы напугались. Когда Андрюша увидел вас с Герасимом падающих на скалы. Боже…
— С Герасимом? — голова трещит, но мозг активно работает.
— Ты не помнишь? — мама глаза влажные трёт. Совсем как девчонка.
— Что с Гером?
— Всё хорошо. У него только травма головы, — мама взгляд отвела.
— Ты мне врёшь, — я подскочила. Не обращая внимания на головокружение, закопошилась, пытаясь подняться с кровати. — Где он? Я обязана его увидеть.
— Ляг, Лиля. Тебе нужно лежать. Ноги все поранены.
— Мама! Мне нужно увидеть Герасима. Сейчас же.
— Сиди здесь, я привезу коляску.
Мама ушла, а я терпеливо ждала её возвращения. В мозгу медленно всплыли
