Морис зарычал: он был заперт в саду. Он прикинул высоту стен — футов десять.
Все произошло стремительно, в считанные секунды.
Убийцы бросились за Морисом.
Он был на расстоянии тридцати шагов от них. Он осмотрелся взглядом приговоренного к смерти, который ищет малейшую возможность для своего спасения.
Он увидел павильончик, жалюзи, сквозь жалюзи пробивался свет.
Он сделал только один прыжок, прыжок в десять шагов, схватился за жалюзи, выбил стекло и ввалился в освещенную комнату, где читала сидя женщина у огня.
Испуганная, она вскочила и закричала, прося о помощи.
— Посторонись, Женевьева, уйди в сторону, — прокричал голос Диксмера, — отойди, чтобы я мог убить его!
В десяти шагах от себя Морис увидел ствол карабина.
Но едва только женщина взглянула на Мориса, сна в ужасе закричала и вместо того, чтобы посторониться, как приказывал муж, бросилась между Морисом и карабином.
Этот порыв привлек все внимание Мориса к благородному созданию, стремившемуся защитить его.
Он вскрикнул в свою очередь.
Это была незнакомка, которую он так искал.
— Вы!.. Вы!.. — воскликнул он.
— Тише! — произнесла она.
Потом, повернувшись к вооруженным преследователям, приближавшимся со стороны окна, сказала:
— Вы не убьете сю!
— Это шпион, — громко сказал Диксмер, мягкое и спокойное от природы лицо которого оставалось беспощадным. — Это шпион и он должен умереть.
— Это он шпион? — ответила Женевьева. — Он шпион? Подойдите сюда, Диксмер. Я вам скажу только одно слово, и вы поймете, что глубоко заблуждаетесь.
Диксмер отошел от окна, Женевьева шагнула навстречу и, наклонившись к его уху, тихо произнесла несколько слов.
Хозяин кожевенной мастерской поднял голову.
— Он?
— Он самый, — ответила Женевьева.
— Вы уверены в этом?
Молодая женщина на этот раз ничего не ответила. Она повернулась к Морису и, улыбаясь, протянула ему руку.
На лице Диксмера была странная смесь приязни и холодности. Он опустил приклад карабина на пол.
— Ну тогда другое дело, — сказал он.
Затем он подал своим товарищам знак следовать за ним, отошел с ними в сторону и сказал несколько слов, после чего те удалились.
— Спрячьте кольцо, — тем временем прошептала Женевьева. — Его все здесь знают.
Морис быстро снял кольцо с пальца и положил в карман жилета.
Через минуту дверь павильона отворилась и Диксмер, уже без оружия, подошел к Морису.
— Извините, гражданин, — сказал он ему. — Если бы я раньше знал, в каком я долгу перед вами! Моя жена, вспоминая об услуге, которую вы оказали ей 10 марта, забыла ваше имя. И мы были в полном неведении, кому обязаны. Знай мы это, поверьте, ни на секунду не усомнились бы ни в вашей чести, ни в ваших намерениях, простите же еще раз!
Морис был ошеломлен. Он чудом держался на ногах, чувствуя, что голова его идет кругом, и он вот-вот упадет.
Он прислонился к камину.
— И все-таки, — спросил он, — почему вы хотели убить меня?
— А вот это секрет, гражданин, — ответил Диксмер. — Но я вам его открою. Как вы уже знаете, я хозяин кожевенной мастерской. Большинство кислот, которые я применяю для выделки кож, являются запрещенным товаром. Короче, контрабандисты, работающие на меня, подумали, что готовится донос в Совет Коммуны. Увидев, что вы собираете сведения, я испугался. А мои контрабандисты испугались еще сильней меня, увидев ваш красный колпак и решительный вид. И не стану от вас скрывать, что ваша смерть была делом решенным.
— Уж это-то я хорошо знаю, черт возьми, — воскликнул Морис, — вы не сообщили мне На этот раз ничего нового. Я слышал ваш спор и видел карабин.
— Я у вас попросил прощения, — ответил Диксмер со смиренным видом. — Поймите же, благодаря теперешним беспорядкам, мы, я и мой компаньон господин Моран, сколачиваем себе приличное состояние. У нас есть фурнитура для военных ранцев, ежедневно мы изготовляем их от полутора до двух тысяч. У муниципалитета нет времени проверять наши счета. Таким образом мы можем немножко грешить. А, кроме того, как я уже сказал, материалы мы получаем контрабандой. Все это позволяет нам зарабатывать хорошие деньги.
— Черт возьми! — сказал Морис. — Теперь я понимаю ваш страх: один донос, и все это прекращается. Но теперь-то вы знаете, кто я, и должны успокоиться, не так ли?
— Теперь, — ответил Диксмер, — я даже не потребую с вас слова.
Потом, положив руку Морису на плечо, Диксмер посмотрел на него с улыбкой:
— Ну, а теперь, когда вы среди друзей, я могу вас спросить: зачем вы пришли сюда, молодой человек? Разумеется, — добавил хозяин кожевенной мастерской, — если вы захотите промолчать, то вольны сделать это.
— Но, кажется, я вам об этом говорил, — пробормотал Морис.
— Да, о какой-то женщине, — сказал буржуа, — было что-то связанное с женщиной.
— Боже мой! Гражданин, — сказал Морис. — Я прекрасно понимаю, что должен вам все объяснить. Да, я искал одну женщину, которая накануне сказала мне, что живет в этом квартале Я не знаю ни ее имени, ни положения, ни адреса. Знаю только, что безумно влюблен, что она — маленького роста…
Женевьева была высокой.
— Что она блондинка, и что у нее живое лицо…
Женевьева была брюнеткой с большими задумчивыми глазами.
— Гризетка, — продолжал Морис. — Чтобы ей понравиться, я и надел этот популярный наряд.
— Ну вот, все и объяснилось, — сказал Диксмер с выражением такого ангельского доверия на лице, что никто не смог бы в нем усомниться.
Женевьева, чувствуя, что заливается краской, отвернулась.
— Бедный гражданин Линдей, — сказал Диксмер, смеясь, — как ужасно вы провели здесь время, а уж вам-то я бы желал зла в самую последнюю очередь. Такой преданный патриот, брат! А ве: ть я и в самом деле подумал, что какой-то злоумышленник использует ваше имя.
— Не будем больше об этом, — сказал Морис, который понял, что пора уходить, — укажите мне обратный путь и забудем…
— Указать вам дорогу? — воскликнул Диксмер. — Вы хотите нас покинуть? Нет, нет, сегодня я, вернее мы, я и мой компаньон, даем ужин, на котором будут и те бравые молодцы, которые хотели вас зарезать. Я бы очень хотел, чтобы вы поужинали с нами. Вы увидите, что они вовсе не такие дьяволы, как на первый взгляд.
— Но, — сказал Морис, вне себя от радости, что может еще несколько часов находиться возле Женевьевы, — я не знаю, следует ли мне согласиться.
— Как, следует ли согласиться!? — воскликнул Диксмер. — Я думаю, что следует: на ужине будут такие же преданные патриоты как и вы. Да и я не поверю, что вы простили меня до тех пор, пока мы не преломим хлеб за одним столом.
