лучше.
– Да, – вздохнул Теобальд, угадав ее эмоции. – У города красота ангела. Но природа дьявола.
5. Энндалор д’имбер
Семь веков назад китайская столица поразила их своими глинобитными стенами, являя собой поразительное зрелище мощи и величия. Белокаменные стены, окружавшие крепость Каркасон на вершине холма, и раскинувшийся за ней город, в который они вошли, обладали схожей магией. Но в отличие от китайской столицы узкие улочки нижнего города Каркасона, хотя и прямые, не давали ощущения порядка или контроля. Как только путники миновали западные ворота города, сказочный пейзаж исчез и сменился яростным месивом. Вдоль грязных переулков водосточные трубы были переполнены грязью. Деревянные лачуги теснились совсем рядом друг с другом, чудом умещаясь на фоне величественных особняков, огромных дворцов из резного камня и маленьких фахверковых домиков с живописными вывесками. На узких улочках разноцветные фасады высоких шестиэтажных зданий возвышались над прохожими, а их крыши поглощали небо. Запах на улице был еще более отвратительным, чем вчера в свинарнике. Трупы бродячих собак, внутренности и лужи крови на улице мясников, ведра с мочой и куриным пометом у ткачей, известь, сера, сода и сало у кожевников – все это смешивалось с вонью экскрементов, разложения и горячей пищи из лавок. Лошади зигзагами пробирались между навесами и пешеходами, гусями, свиньями и крысами. Бодуэн указал на замок, возвышающийся на вершине города, и крикнул:
– Надеюсь, вы не будете возражать, если мы разместим вас в соборной богадельне, все комнаты в постоялом дворе уже заняты.
Брисеида наивно полагала, что улицы будут менее людными, менее шумными, а запахи – более терпимыми. Она тешила себя этой иллюзией, пока пересекала великолепный каменный мост, перекинутый через мелкую речку, разделявшую город на две части, каждая из которых была обнесена крепостными сооружениями с остроконечными башенками. От вида крепости захватывало дух. Но вскоре ее охватило беспокойство, стоило пройти через первые и вторые укрепленные ворота верхнего города. Не только какофония и вонь были столь же невыносимы, но и еще более узкие и извилистые улицы не давали передышки ее перегруженным органам чувств.
– Великолепно, – вздохнула Лиз, ее глаза блестели, она все еще была очарована сказкой.
Рукой прикрывая нос, Оанко смотрел на нее так, словно она только что проглотила слизняка.
– Спасибо, – сказал Энндал, испытав внезапное чувство гордости.
– Можно мне такую шляпку? – добавила Лиз, указывая на трех женщин благородного вида в ярких платьях, на которых красовались остроконечные головные уборы, украшенные большими полупрозрачными вуалями, развевающимися, как фата.
– Атур? Если это сделает тебя счастливой, то я достану его для тебя.
– А волшебную палочку? – рассмеялся Леонель. – Достанешь для нее, Энндал?
– Я не понял шутки, – сказал Эней, видя, что Брисеида смеется себе под нос.
– Потому что она не смешная, – резко ответила Лиз под дружный смех Брисеиды и Леонеля.
Босоногие дети играли в грязи посреди двора недалеко от собора. Из большого темно-красного здания вышел молодой постриженный священнослужитель, одетый в бежевую рясу, и бодро отогнал детей, чтобы поприветствовать господина и его гостей.
– Мессир Эбрар, вы вернулись! Добро пожаловать.
– Приветствую, Хасин, рыцарь д’Имбер и его свита будут жить в богадельне на время турниров. Пожалуйста, позаботьтесь о том, чтобы их разместили с комфортом.
Глаза Хасина обеспокоенно округлись, затем он решительно кивнул:
– Паломникам придется немного потесниться, но приказ исполним.
– Он сообщил тебе какую-нибудь интересную информацию? – осторожно спросил Энндал у Брисеиды, указывая на Теобальда, который весело пугал детей, подгоняя к ним своего скакуна.
– Плевать, архетип он или нет, просто больше не оставляй меня наедине с этим чудаком, – вполголоса ответила она. – Вот честно, теперь я понимаю его мать.
– Он говорил с тобой о своей матери?
– Он просто сказал, что она грустит. И все.
Энндал задумчиво кивнул.
– Что за песни? – спросил Бодуэн. – Кажется, они доносятся из собора, но время службы еще не пришло.
– Похороны мессира де Курносак. Их пришлось отложить, мессир.
– На два дня?
– Архиепископ хотел завершить некоторые дела со всей гильдией купцов, прежде чем некоторые из них уедут в Ним.
– Разве он не мог занять гостиницу?
– Гостиница переполнена, мессир. Только в соборе было малолюдно.
Бодуэн кивнул, заметно раздражаясь, затем повернулся к Энндалу:
– Мне нужно пойти в собор, чтобы отдать дань уважения рыцарю де Курносак.
– Да уж, вот скукота, – вздохнул Теобальд, слезая с коня. Бодуэн проигнорировал это замечание, продолжая смотреть на Энндала.
– Теобальд сопроводит вас в наш дом, останьтесь там до моего возвращения. Так что вам не придется томиться в ожидании нормального обеда. Сомневаюсь, что еда, которую подают в богадельне, очень сытна.
– Спасибо, – сказал Энндал, – но если вы не возражаете, я бы хотел отдать дань уважения одному из моих соратников.
– Это сделает вам честь.
Из готического собора доносилось прекрасное песнопение. С главного двора голоса этих людей, казалось, вибрировали на священных камнях и пробуждали грозных горгулий, склонившихся к ним с высоты башен.
Бодуэн провел их через небольшой дверной проем, окруженный каменной аркой. Сначала Брисеиду поразила сладость воздуха с ароматом благовоний, затем сила песнопений, которая томилась внутри священного помещения. Свет ослепил ее. Позади собравшейся толпы, склонившей головы и сцепившей руки, цветные лучи проходили сквозь великолепные витражи и клубы дыма от благовоний, падая на хор собора. Множество свечей освещали алтарь, заставляя сверкать огромное золотое распятие и многочисленные сокровища, украшенные драгоценными камнями. Рядом, купаясь в этой игре света, лежал человек в сверкающих доспехах. Плач знати, стоящей на коленях рядом с покойным, насыщал духовную песню пронзительной меланхолией.
Энндал опустился на одно колено, чтобы перекреститься. Лиз старательно повторяла за ним. Под конец пения роскошно одетый священнослужитель вышел вперед, чтобы обратиться к собравшимся. Ему было около пятидесяти лет, он обладал квадратными плечами и суровым лицом. Брисеиде показалось, что он воплощал в себе образ строгости духовенства того времени. Пухлый мужчина в более скромном одеянии представил его, огласив тонким голосом:
– Архиепископ Тулузы!
Тот поблагодарил его кивком и невозмутимо заговорил. Голос его разносился по всему собору:
– Бог говорит, что человек должен подчиняться двум: плотскому господину, потому что он плоть, и духовному господину, потому что он дух. И как дух повелевает плотью, так и духовные наставления должны быть поставлены выше плотских. Слушайте меня, жители Лангедока, ибо в эти темные времена опасность для души еще никогда не была столь велика.
Сатана совершил высший грех и навсегда покинул небеса. Его физическое падение сопровождалось вторым, более жестоким падением. Его душа была разорвана на части. Он потерял свои перья, его крылья увяли, лицо стало мерзким, кожа покрылась гнойниками, а ногти превратились в когти льва. Но прежде всего в нем укоренилась глубокая боль, от которой ничто и никто никогда не сможет его освободить. Сатана – величайший из падших ангелов. Однако он лишь один из многих. Ибо Бог не пощадил согрешивших ангелов, низверг их в бездну до Судного дня. Те, кто менее склонен к гордыне по сравнению с дьяволом, стали служить для обмана и наказания людей.
Кого люблю, того и бью. Клыки и когти, от которых пострадал рыцарь де Курносак, – это лишь нежная ласка по сравнению с тем, что ожидает грешников в аду. Не заблуждайтесь. Настоящая опасность таится не в горах и даже не в темных углах переулков Каркасона. Она таится в сердце каждого из вас, кто в своем безумии плюет в лицо Всемогущего Творца. Мессир де Курносак заплатил своей жизнью за проступки народа, потворствующего гордыне, скупости и лени. Народа, живущего во лжи, прелюбодеянии и самом страшном позоре. Ни один рыцарь
