начался голод: из пострадавших «самые слабые были распределены по монастырям и больницам, где получили помощь»[136]. Немецкий купец и сенатор города Данцига С. Нейгебауер (который сам, правда, в России не был, но использовал многочисленные свидетельства своих коллег и записки императорского посла С. Герберштейна) тоже упоминал о таком: «И здесь господствуют особенного рода болезни, подобные заразе, состоящие в боли внутренностей и головы, – писал он. – Они здесь называются горячкою. Одержимые такой болезнью умирают в короткое время… В случае морового поветрия, которые нередко случаются в Новегороде, Смоленске и Пскове, москвитяне, опасаясь заразиться оным, никого к себе не допускают из сих мест»[137].
В 1605 г., после поражения Лжедимитрия и осады города Кромы, в русском войске, посланном царем Борисом Годуновым, началась какая-то эпидемия. «Грех ради прииде под кромы на ратных людей скорбь велия… сие нещастие вскоре последуемо было другим, то есть нашедшею болезнею – поносом на воинство российское». Из-за этой-то болезни (оевидно, дизентерии, а, может быть, брюшного тифа или даже холеры) смертность была очень велика, войско быстро уменьшалось. Когда весть об этом дошла до царя, «Годунов, по совету обретающихся в Москве врачей, послал нужные лекарства»[138].
По описаниям летописцев, нередко встречались тогда также цинга (которую вплоть до начала XX в. считали инфекционной болезнью), различные «кровавые поносы» (очевидно, брюшной тиф, дизентерия, холера). При этом в некоторых летописях, в соответствии с господствовавшими в средневековом обществе представлениями, причиной этих болезней считали «порчу», «сглаз», «нечистую силу», «волхование». Даже в 1632 г. царь Алексей Михайлович писал псковским воеводам, что, по словам лазутчиков, «в литовских городах баба ведунья наговаривает на хмель, который из Литвы возят в наши города, чтобь: этим хмелем на людей навести моровое поветрие». Вследствие этого запрещено было под страхом смертной казни покупать хмель в Литве[139].
Помимо образованных (в той или иной мере) врачей-монахов, пользовавших своих пациентов в монастырях, в средневековой России действовали, как указывалось выше, многочисленные мирские врачи, профессиональные лечцы, постигавшие азы своей профессии в порядке ремесленного ученичества, часто в семьях потомственных целителей. Среди них преобладали специалисты «терапевтического» профиля, применявшие в своей практике довольно широкий круг методов консервативного лечения различных заболеваний с помощью лекарств, почерпнутых, главным образом, из арсенала народной медицины и проверенных столетиями лечебного опыта. Однако, как указывалось выше, были среди них и лечцы чисто «хирургического» профиля – резалники: среди них различались костоправы («травматологи»), камнесечцы (специалиста по лечению болезней мочевого пузыря), кровепуски и рудометы (они пускали кровь), кильные мастера (занимались лечением килы, т. е. грыжи), чечуйные (лечили геморрой). Позднее, в XV–XVI вв., в России появились и другие специалисты – алхимисты, «лекари польской породы» и др.
Существуют определенные представления о способах и приемах врачевания, которые использовали медики средневековой России – и врачи-монахи, и мирские врачи. Установлено, например, что, считая причиной болезни «неправильное смешение телесных соков», они старались привести их в «доброе сочетание» и потому применяли кровопускание, «жежение» (каутеризация), заволоки, а также средства промывательные, рвотные, отхаркивающие, потогонные и пр. (все это соответствовало в основном западноевропейской медицине и хирургии Средневековья).
Правда, о делах русских лекарей, об их практике, об их методах лечения в древнерусских летописях говорится до крайности мало. На это еще в XIX в. обращали внимание российские историки медицины. «Отчего же врач наш оставил так мало следа в летописях и других источниках? – задавал вопрос Л. Ф. Змеев и отвечал так: – Частию летописи, как произведения монахов, хотя бы и руководимых высшим сословием, не особенно сочуственно, а скорее враждебно могли, как представители противоположной христанской идеи, отнестись к врачу, все еще отзывавшемуся народным язычеством… Духовенство в былое время своим учением более всего способствовало исчезанию народного врача»[140]. Эта точка зрения заслуживает внимания, хотя, по нашему мнению, отнюдь не является бесспорной.
Вероятно, все-таки, причин было несколько, например, неосведомленность летописцев в медицине, традиционно превалирующее внимание к власть предержащим и пр.; основным, может быть, было изначально скептическое отношение церкви к этим лечцам, которые наряду с народной медициной применяли и сурово преследовавшиеся православием методы волхования, пришедшие еще из языческих времен. Нельзя исключить, впрочем, и элемент своеобразной конкуренции с врачами-монахами, с монастырской медициной.
Во всяком случае, непреложным является факт, что и те, и другие, используя более или менее разнообразные способы и средства лечения, занимались исцелением различных болезней: древнерусские летописи подтверждают это.
В рукописи XV в. «Слово об исцелении болезней миром» рекомендовалось, в частности, «аще же болезнь очима, такоже, по окончании литургиа, помажеть ерей малечко; такоже и на всем теле, где коли прилучится болезнь, иереи такоже взимают святаго мира и помазает болящая». Этот метод советовали использовать и при венерических и гинекологических заболеваниях, «аще же прилучится болячка на срамных удех, аще у мужа или у жены». При этом, однако, полученное от иерея «миро» больной должен был применять сам: «Тако взем своею рукою от мира святаго кистицю, и помажеть сам болячку свою, яже на тайных его удех; или муж, или жена, невозбранно есть»; при этом «егда съхраняется, муж к жене, да не приближается в той день и нощь, да не приближается к пианству»[141].
Это – пример «терапевтического» лечения, с использованием целебной мази («миро»), приготовленной монахом-врачом (иереем).
Хотя терапевтические способы лечения в практике русских лекарей, как уже подчеркивалось, преобладали, все же и хирургия занимала в медицине средневековой России определенное место.
Об использовании различных хирургических методов лечения свидетельствуют запечатленные в летописях своеобразные «истории болезни» русских князей. Так, в Никоновской летописи описано, как в «лето 6949» (т. е. в 1441 г. – М.М.) долго болевшему князю Дмитрию Юрьевичу Красному («болячка в нем движеся, и бысть болезно тяжка ему зело») во время причащения оказал квалифицированную медицинскую помощь его духовник отец Осия: «У него тогда кровь пустися, из обою ноздрю яко пруткы течаху, и много иде ея, нелзе бе причастиа дати ему, но стоаше священник с причастием в сенях, ожидая. По сем же кровь начять надниматися: отец же его духовный, Осия именем, священноинок, заткну бумашькою ноздрю его; князь же, въстав, срете божественное причястие… и вьзлеже на постелю свою»[142]. Этот факт удостоверяет и Степенная Книга[143]. Таким образом, летописи подтверждают, что при сильном кровотечении врачи средневековой России успешно использовали метод тампонады – именно его применил у князя Красного врач-монах Осия.
Древнерусские историки сообщали об использовании метода прижиганий (с помощью горящего трута). По свидетельству Никоновской летописи, в «лето 6970» (в 1462 г. – М.М.) великий князь Василий Васильевич «чаял себе, сухотные болести, повеле жещи ся, якоже есть обычай болящим сухотною, и повеле ставити, зажигаа
