Харьковская гора – Харгора. Я страшно рад братьям, они мне, но они не пьют, а разница между нашими состояниями сознания на момент встречи столь велика, что и братская любовь не в силах её уменьшить.
Не желая расставаться с братьями, настоял, что провожу их, тем более на Харгоре у меня завелась подруга Аня, красавица, студентка Школы милиции. Аню я видел всего три раза, два раза пил у неё дома чай, но почему-то в тот памятный (беспамятный) день решил, что Аня моя девушка. У Ани тонкая оливковая кожа, пухлые губки, красивые зубы, большие зелёные глаза и озорная чёлка. В последнюю нашу встречу я принёс ей для изучения подписанный самим автором увесистый талмуд «1000 и один вопрос про это» В. Шахиджаняна. Это была вторая книга, рекомендованная ей для прочтения. И если первая – «Ницше. Избранное» – как бы свидетельствовала о серьёзности моего расположения к ней, то вторая, с тысячью вопросов и ответов о сексе, недвусмысленно намекала, что ничто человеческое не чуждо даже такому надломленному философскими поисками молодому идеалисту, как я, вернее тому образу, который тщетно пытался для неё выстроить.
Вован, не желая терять собутыльника и куража, пошёл с нами. На выходе из общаги мы встречаем чеченца Анзора (Толстый Анзор). К своим двадцати годам он успел повоевать во славу Ичкерии и ваххабизма, поступить в Белгороде на экономический, перевезти сюда сестру и завести двух любовниц, которых сам предпочитал называть своими жёнами. Убитый скукой мирной жизни и предчувствуя движуху, Анзор присоединился к проводам моих братьев на Харгору.
Тогда на общественном транспорте безбилетников отлавливали контролёры, обычно крепкие ребята в кожанках, которые садились за пару остановок до проверки билетов, чтобы выцепить «зайцев». Я, как назло, забыл студенческий и проездной в общаге. Когда проверяющие дошли до нашей сгрудившейся у задней двери троллейбуса компании, то оказалось, что безбилетников среди нас двое – я и Анзор.
Вместо того, чтобы извиниться и приобрести билет (на штрафе перед такой кодлой никто бы и не стал настаивать), я, со слов Вована, начал всячески дерзить и пререкаться с контролёрами. Анзор, только этого и дожидавшийся, зарядил в душу одному из них и, повалив на пол, принялся избивать. Второй предусмотрительно зарядил мне в скулу. Завязалась драка. Вова, сам не понимая с какой целью, принялся открывать двери тащившегося в гору троллейбуса, которые поддались ему с какой-то постыдной для металла лёгкостью. Мы на ходу повыпрыгивали, убежали во дворы, отдышались там и пошли на остановку. По пути накатили. Вставший на путь джихада Анзор не пил и непрестанно повторял, что капля упавшего на язык алкоголя требует сорока дней поста и молитв, дабы Всевышний простил грешника.
Не прошло и минуты нашего мирного стояния в ожидании транспорта, как в нескольких метрах от нас разгорелась драка, человек на шесть-семь. Мы старались не реагировать и уж точно, к огорчению Анзора, не вмешиваться, дабы не создавать прецедента для предъяв и каких бы то ни было выяснений и разборок.
Но тут одна бритоголовая фигура с красными ушами отделилась от клубка сплетённых яростью тел, подошла к моему брату Артёму и крепко зарядила ему лбом в лицо. Ярость дерущихся, как инфекция, как пожар, перекинулась на нас и охватила с необычайной силой. Если в потасовке с контролёрами правда была на их стороне, то тут уж мы действовали без оглядки, всецело отдавшись праведному отмщению. Армен повалил братова обидчика ударом в челюсть, и, пока тот падал, Толстый Анзор встретил его с ноги так удачно, что падающий в одну сторону, изменив траекторию полёта, упал на другую. Вован влетел во вражеский круг и принялся колошматить и раскидывать всех подряд. Мы подбежали ему на подмогу, хотя в подмоге он не нуждался. Кто-то лежал в отключке, кто-то убегал. Залитый кровью Артём с разбегу, как по мячу, всадил по яйцам пытавшемуся встать бритоголовому. Тот заскулил и принял прежнее положение. Пока мы отряхивались от снега и грязи и осматривали себя, обнаружили забитую доверху сумку «Здравствуй, мама!», оставленную нашим наполовину бежавшим, наполовину лежачим неприятелем. Пока соображали, что делать с сумкой, бритоголовый с подбитыми яйцами встал, зарычал и, побежав на нас, замахал непонятно откуда взявшимся томагавком. Армен увернулся, я отскочил, а Вован поднял сумку (килограмм под тридцать) и швырнул её в нападающего. Тот упал навзничь, подбежавший Анзор ещё раз с ноги заслал зачинщику битвы, подобрал топор, спрятал его под куртку и, дав нам знак, побежал в сторону дворов.
Весь замес длился не больше минуты. Рванули за Анзором. Собравшись во дворе, не обнаружили Вована. Через секунды показался с трофейной сумкой за спиной: «Ну не оставлять же!» Решили разделиться: Армен с Артёмом дворами дойдут до тётки (минут десять ходьбы), а пацаны проводят меня к Ане (несколько остановок на троллейбусе).
Перед Аниным домом решили, что пацаны постоят на площадке этажом ниже, а я ненадолго поднимусь к девушке. Уже на Анином этаже понял, что припёрся с пустыми руками. Спустился, рассказал пацанам о проблеме. Вован по-хозяйски расстегнул на сумке молнию и нашарил в её чреве банку варенья.
Звоню в дверь. Открывает Аня, удивлённая моим внезапным визитом. Не здороваясь, прохожу на кухню. Там натыкаюсь на её подругу Кристину и двух молодых людей, сидящих за накрытым столом. Всем своим поведением выражаю Ане своё недовольство. Мол, я к тебе в гости с вареньем, а ты тут с мужиками выпиваешь. Нехорошо, Аня. Молодые люди неловко озираются. Кристина смотрит на меня так, как смотрели бы в театре на пьяного зрителя, который, матюгаясь, пытается вскарабкаться на сцену в самый драматичный момент спектакля. Я плюхаюсь за стол, принимаюсь без спроса пробовать блюда, отпиваю из стоящих на столе бутылок, оскорбляю на разный манер ментов (все сидящие – курсанты Школы милиции). После желаю всем счастья и любви и, как мне кажется, походкой гордого, но оскорблённого человека покидаю квартиру Ани.
Сообщаю чеченскому боевику Анзору и человеку-разрушителю Вовану, что сердце моё разбито, «Аня меня предала», поэтому можем возвращаться в общагу. Анзор и Вован предлагают подняться и вышвырнуть вон парней из Аниной квартиры, чтобы я с ней мог поговорить в спокойной обстановке. Каким-то чудом мы не прибегаем к этому плану и решаем возвращаться «на базу». Сочувствующий любовной драме друга, Анзор ловит тачку, в надежде, что комфортное возвращение немного меня утешит. Всю дорогу я кляну женское коварство; друзья и водитель сокрушённо молчат.
Мы с Вованом и трофейным баулом высаживаемся у корпуса общежития, Анзор едет дальше – к «жене». Едва
