причиной всех следствий – не убивал бы дракона и не загадывал желание стать другим человеком. Он не меняет окружение. Он подстраивается под него. Вот что плохо.
Я закатил глаза. Ненавижу комедии.
– А что ты любишь? – Внезапно спросила Маша.
Я вздрогнул. Неужели я это вслух сказал? Она будто всполошилась, отвела взгляд и немного покраснела.
– Люблю что-то более серьезное.
Та кивнула.
После этого случая мне стало немного стыдно за свой пылкий нрав. Извинился на следующий день. Предложил ей помощь по литературе. Чтобы не палиться, наврал о том, что видел ее оценки в журнале. Она не отказала.
Хвастался, что люблю писать стихи, хоть и белые. Свое раннее творчество я прятал от папы, так как заранее догадывался о его реакции. Мама тоже не была посвящена в сокровенное. Она слишком ненадежная.
Мне просто нравилось писать строчки и проговаривать у себя в голове, словно песню. Успокаивающая терапия, чтобы показать самому себе, что талант и мне не чужд.
Решил вспомнить былое. Посвятил ей на листке бумаги немного срок:
Когда в покое нету сил,
Когда мечтой одной покорен,
И позабыл о том лишь кто я,
Что страстью пылкой наделен.
Тебя, увидев лишь однажды,
Мне снова сон, где ты пришла.
Зовёшь меня, а я с тобою
Сижу и жду, держа цветы.
Она, конечно, поблагодарила за них, но я не чувствовал должной благодарности. Я знал, что она держит меня на расстоянии вытянутой руки.
Маша как-то предложила мне поехать порыбачить вместе, когда на озере образуется лед. Я учтиво кивнул. Когда дойдет дело, она уже и забудет о своем предложении. Если нет, у меня появятся другие дела.
Та девушка, Саша, начала искоса смотреть на меня. Я специально не обращал на нее внимания. Всем видом показывал, что она для меня – ничтожество. Черная пешка. Шестерка бубен, которая сулит неминуемый проигрыш. Пусть любуется, пока оба глаза целы. Теперь я понял, почему игра так называется. Она не пытается вывести человека с наименьшим количеством баллов, он выявляет слабое звено, которое плохо понимает тактику ведения боя.
Злость распирала меня, вытряхивала все человеческое изнутри. Я хотел крови. Настоящей, концентрированной крови…
Чего же я жду?…
***
Я выследил Ларису после школьных занятий. Та копошилась в своей сумке, шелестела бумагой. Корчила растерянный вид.
– Не это ищешь? – Спросил я, протягивая листок. Пару минут назад она обронила его в коридоре, а тот в свою очередь был поднят мной. Иногда полезно ходить по пятам.
– Ох, как ты…
– Я чуть было не наступил на него. Благо, заметил знакомое имя.
Она с благодарностью приняла мой дар.
– Как учеба?
– Да так, дела-дела. Никакого свободного пространства. Заботы, экзамены, так тяжело.
– Ох, понимаю. Как жаль, что так все вышло с олимпиадой! – Я невольно зажал губы. Руки сами потянулись к ножнам, что были за спиной. Она будто специально нажала на слабое место. – Надеюсь, ты не расстроился?
Я всеми силами пытался изобразить безразличие: – Ну, что ты, какие обиды? Подумаешь, второе место в школе.
– Да, верно, скоро городская ведь.
Час от часу не легче. Ее невинный вид только больше раззадоривал меня пустить в ход оружие. Мне не нравилась ни ее улыбка, ни розовые щечки. Голос – кокетливое щебетание райской пташки, умывающей перышки в садовом фонтане. Не люблю обеспеченных девушек с богатенькими родителями. Те всегда пребывают в блаженном неведении и готовы на все, чтобы прожить в нем всю оставшуюся жизнь.
– Может, тебя проводить?
Согласившись, Лариса аж подпрыгнула.
Мы шли медленно.
Она все пыталась как-то начать общение, но весь ее прописанный диалог ограничивался лишь предлогами об уроках, лекциях и прочей скуке. Та будто ничем не интересовалась. Статус старосты – потолок, которого она смогла достичь и то не без излишней лести кому надо.
Жаловала, на отсутствие одного свитка на полке. Правда, она не смогла сложить два и два и предположить, что я мог быть причиной пропажи. Слепуха.
Я же проворачивал в голове план устранения. Эх, вот сейчас глотнуть «Змеиную ловкость», да как одним движением пронзить ее чудесным артефактом. Такого никто не мог ожидать. Он для определенной мисси, но использовался так примитивно. Какая ирония! Но, увы, нет. Боюсь, это наведет только больше подозрений.
Я мялся вокруг да около, ничего не мог сообразить.
«Сражаться надо будучи мертвым» – промелькнуло в моей голове. Я старался отключить эмоции, но их и без того не было, но что же зажимало меня.
Кинжал… откуда ты, черт побери, взялся? Я не хотел верить в это, но мысли только больше заводили меня. Я будто сам хотел быть обманутым.
– Ой, извини. Я, кажется, учебник в школе забыл. Ты иди, а я вернусь, пока не поздно.
– Ох, пошли вместе, я ключи помогу до…
Я растягивал улыбку до ушей: – Не-не, я справлюсь. Не жди меня, ладно?
Она заметно поникла, но попрощалась.
Зверь во мне бушевал. Я почти принял его сущность.
Я жаждал теплой, как дыхание, крови, но боялся ее видеть. Я знал, что мне нужно делать. Нужно начать устранение. Да… Да, я знаю, как избежать этой участи. Я знаю, что мне делать. Как не приблизить ожидаемое будущее. Я просто должен устранить все эти фигуры…
Я сам не заметил, как начал смеяться.
И вот впереди себя я вижу отброса. Такой же неказистый, как главный герой этой скучной комедии. Маленький, щупленький, на несколько классов младше. Много вреда не нанесет. Силы в нем немного, бой будет не долгим.
Я достал фамильное оружие. Оно сверкнуло отблеском вечной звезды, что возносится у нас над головами.
Его глаза встретились с моими, но лишь на мгновенье.
Чик!
Он был повержен моментально. Тот даже не собирался защищаться, будто сам выжидал, когда это наконец-то случится. Я знаю, некоторые люди и сами не против наткнуться на острие. Ни визга, ни писка.
От него даже ничего не выпало, да и ладно. Мне его барахло и даром не нужно. Я получил достаточно. Эмоцию! Да… Это было… Было… Я никак не мог сообразить, что чувствую на самом деле. Вроде бы ощущаю мощь. Он повержен. Я сверху. На пьедестале лишь я, один, но все равно что-то не так.
Это был вкус победы, но… какой-то сухой.
Точно, это просто была неправильная цель. Я понял. Я победил постороннего, не врага. Я победил того, кто был рад быть побежденным. Ничтожество. Вошь. Мусор!
Черт, я все еще испытывал жажду. Я был готов зарычать, но подавил в себе животное начало. Я все еще человек, только
