Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 40
ее Василий, разуваясь и с трудом развязывая озябшими, заскорузлыми пальцами узел веревки у лаптей. Разувшись из лаптей и обув тёплые подшитые валенки, Василий присмирел и несколько повеселел. Он, достав из принесённого со двора с саней кошель, вынул из него завернутый в тряпицу кусок покрывшегося инеем хлеба, подал его Ваньке с Васькой:
– Вот вам, лиса из лесу гостинцу прислала, – с добродушной улыбкой проговорил он. Ванька с Васькой азартно, с большим аппетитом, принялись грызть комом смёрзшийся хлеб, наивно полагая, что этот хлеб действительно прислала лиса.
– А где она печет хлеб-то? – с детским любопытством поинтересовался Васька, задав этот вопрос отцу.
– На пеньке у нее в лесу полная кухня, как у матери в чулане! – улыбаясь, пояснил отец.
– Какой хороший хлеб лиса может печь, – похваливая и грызя мерзлоту, сказал Васька.
За ужином злобная семейная обстановка совсем рассосалась. Отец, хлебая горячие щи, совсем повеселел, начал шутить и задорно смеяться. Весёлое настроение отца тут же передалось и детям, они от души хохотали, а потом так за столом распоясались, что начали брызгаться похлёбкой и кидаться корками.
– Ну, вы за столом не скальтесь и хлебом не бросайтесь! Это дар божий! А то ложкой по лбу словите! – строго унял отец разыгравшихся на столом детей. – Видимо, не к добру мы сегодня за столом-то рассмеялись! – умиротворенно заключил отец, вылезая из-за стола и крестясь на иконы. После ужина он оповестил семью:
– Завтра мы с шабрами уговорились выехать за липняком пораньше. Будем брать не в Пустыне, а в лесу, в делянке. Это аж за Пустынью, около села Наумовки. Выедем так часика в три.
– Это куда так рано? – осведомилась мать.
– Туда! – злобно огрызнулся на нее отец. – Бают тебе, за Пустынь, а туда не ближний свет, верст двадцать с лишним будет. Тебя бы на мороз-то, тогда узнала бы, да почти каждый божий день, всего до самых костей пробирает. Дома-то, ой, как гоже. Портного бы как к нам заладить. Тулуп сшить, да ребятишкам одежонку новую срядить! – мечтательно высказался о запланированном пошиве одежды для семьи Василий и жене:
– Ты мне свяжи из овечьей шерсти теплые варьги, а то руки зябнут, на улице-то вон какое холодище!
– А ты, Вась, в дорогу-то башлык на голову-то надевай, все не так будет ветром-то брать, – деловито предложила бабушка Евлинья сыну. – А на ноги-то обувай не лапти, а подшитые валенки, – доброжелательно добавила она.
– О башлыке-то ты, мамк, правильно сказала, а по поводу лаптей, то в них спрыть валенок-то гораздо удобнее, и в лесу в сугробах, и в дороге. В них идётся легче, – отозвался о предложении матери Василий.
Ночью Василий Ефимович с фонарем вышел на двор, лошади задал овса, насыпав его в колоду. Он заметил, как из спутанной и сплетённой в запутанные косы лошадиной гривы испуганно вышмыгнула пестрая, тонкая, как глиста, увертливая ласка.
– Ах ты, каналья! – досадливо выругался Василий, – гляди-ка, всю гриву Серого переспутала, и не раздерешь.
Серый, прихрамывая на переднюю ногу, потянулся к овсу.
– Ну, парень, видно, я вечор опоил лошадь-то, – подумал про себя Василий. – Вечером Серого выпряг, пустив в хлев-то, а не поглядел, в колоде-то, видно, пристылая вода была. Ну, может, к утру нога-то выстоится, – подумал он, направляясь к сеням, попутно бросив в ясли корове подобранное сено.
Проснувшись ночью, Василий Ефимович поглядел на часы-ходики. Они показывали три часа. Стал одеваться. Для тепла в дороге он решил надеть на себя двое подштанников. По-детски припрыгивая на одной ноге, он невпопад напяливал на себя штанину. Потом долго шевырялся в печурках, отыскивая свои варежки:
– И куда только запихнули мои варьги, никак не найду! – бурчал он про себя. – Вечно куда-нибудь запихнёт, и ищи их целый уповод.
Василий, одевшись, вышел на двор, стал запрягать. Серый, похрамывая, шёл за хозяином пока он вел к саням. Василий слышит, как через два дворных забора, шебурша, хлопочет запрягая, шабёр Иван Федотов.
– Шабёр?! Ты запрягаешь? – послышалось из соседнего двора.
– Да! А ты?
– Я тоже запрёг, только вот беда, стал топором сани ото льда отбивать, топорище переломил. У тебя нет ли какого завалящего топора, а то без топора ехать, что на войну без ружья, – улыбаясь, балагурил Иван из-за заборов.
– Топор-то есть, да только он невзрашный, иззубрен, видно, ребятишки им гвозди рубили, – добродушно предлагая, отозвался Василий.
– Какой уж есть! – согласился Иван.
Запрягши, выехали со дворов. Иван с Василием подъехали к дому Крестьяниновых. У растворённых ворот около саней хлопотал Федор.
– Вы уж вон запрягли, а я все вожусь. Какой-то злодей оглобли у саней повывёртывал, а сани сволокли на озеро, с озорством в прорубь вморозили. Еле отыскал, – жаловался соседям Федор, торопливо хлопоча около саней.
– Эт, наверно, Митька, он больно ехидный и зловредный, – заметил Иван.
– Намо, чай, он, от него только этого и жди
– У него на вред ума хватит! – отозвался Федор. – Вы уж, пожалуйста, подождите меня, я сейчас запрягать стану.
Федор вывел застоявшегося за ночь карего мерина. Учуяв присутствие соседских лошадей, мерин приветственно вполголоса игогокнул. Иван помог Федору в запряжке. Запрягли. Поехали.
Прохлопотав дома с запряжкой лишнее время, припозднившись, мужики всю дорогу понукали лошадей, всю дорогу до делянки ехали впритруску. В делянке от наторённой дороги к сложенным штабелям липняка-голя они протаптывали тропы, чтоб лошади не вязли в снегу, которого было лошадям по брюхо. Протоптав, приступили к погрузке липовых плах на сани.
Василий с Федором помоложе и поупитанней, возы нагрузили скорее, чем Иван. А он, изнемогая от усилия под тяжестью плах, утруждено горбя спину коромыслом, отставал в погрузке. Вскоре все три воза были нагружены, надёжно увязаны. Тронулись в обратный путь. При выезде из делянки, Василий, чтоб в случае одному найти делянку, топором вырубил на сосне условный знак – свою мету «полоз».
Лишние хлопоты утром и проминка троп в делянке отразились на времени, они явно припозднились, подъезжая к станции Серёже. В домах уже были зажжены огни. Но ночь наступила светлая и морозная. Полная луна вылупилась из-за отдалённого, позадь Вторусского, леса. Мужики, греясь на ходу, шли возле заднего воза, переговаривались.
– Эх, а лапти-то, знать, у меня совсем каши запросили! – заметив, как на ногах его стали мочалиться износившиеся лапти, сказал Василий. – Как плохо, что сам я не умею лапти плести, не научился в детстве, а теперь хоть не берись, все равно не научиться.
– Найми меня, я тебе десяток пар наплету! – добродушно предложил свои услуги Иван.
– Пожалуй, – согласился Василий.
– Я бы и больно рад сплести.
Въехали в село, подъехали каждый к своим
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 40
