Ожидание оказалось недолгим: уже через пару минут он вернулся в гостиную и доложил:
– Там всё нормально, но я побуду рядом, присмотрю, только руки помою. Найди мне чистую пелёнку или полотенце, салфетки ещё можно. И на всякий случай ножницы и пипетку, если есть.
– Да, сейчас.
Илья шагнул в сторону ванной, но на ходу обернулся:
– Кстати, в горошек – клёвые.
Я закатила глаза.
А дальше время тянулось издевательски медленно, и я убивала его бессмысленной игрой в шарики на телефоне, сидя на диване и периодически прислушиваясь к тому, что происходило за дверью моей комнаты. А ещё я нервничала. Из-за рожающей кошки, конечно, но сильнее – из-за Ильи, с которым всего несколько часов назад я, казалось, распрощалась навсегда, а теперь он снова рядом, и мы ведём себя так, будто ничего не произошло, будто не было того пронзительного финального взгляда, из-за которого я размазывала слёзы по щекам на пути домой. И весь ужас состоял в том, что мненравилосьтак себя вести, мне совершенно не хотелось прощаться и уезжать, мне было нестерпимо хорошо от одной мысли, что вот он там, за тонкой стеной, – живой, тёплый, на сотую долю процента мой.
Вечер уже откровенно перетёк в ночь, когда я поочерёдно перепробовала все позы сидения на диване, а Илья наконец покинул родильный зал.
– Всё в порядке, – оповестил он. – Четыре котёнка. Послед вышел, сосут хорошо, спят спокойно. Кошка их вылизала, теперь отдыхает. Они так и угнездились в чемодане, я его чуть передвинул в угол потемнее, постарайся их не беспокоить лишний раз хотя бы сегодня.
– Да я туда вообще не пойду! – уверила я. – А кто родился-то? Мальчики? Девочки?
– На них не написано.
– Ну, там, под хвост заглянуть?
– Малевич, ты совсем городская, да?
Я закусила губу, чтобы не расплыться в улыбке, и максимально невинно произнесла:
– А что?
– У котят до месяца под хвостом всё одинаково. Визуально, по крайней мере. Так что пока неясно, мальчики или девочки. Но твоя тётя всё равно назовёт их женскими именами, кот Клементина её же не смущает.
Кот Клементина, спавший на подоконнике, поднял голову.
– А вот, кстати, – прищурилась я. – Тебе не кажется, что в этих кошачьих именах есть какая-то логика, которую я пока никак не могу понять? Хотя кого я спрашиваю! – всплеснула я руками. – Ты назвал волка Тузиком! Логика, ага!
– Но разве не оригинально?
– Другого такого точно нет, – согласилась я. – Спасибо тебе, о мой спаситель.
– Всегда к вашим услугам. Передавай Агате поздравления с тем, что она стала бабушкой.
– Передам обязательно, только про бабушку умолчу, мало ли, – улыбнулась я и тут же выдохнула: – Умираю как есть хочу! Это от стресса, наверное. Вот бы сейчас заточить чего-нибудь вредного… Картошечки жареной. Или рамэн с майонезиком. Или буррито, вот бы буррито с перчиком! Или бургер! Чтоб булки по сантиметру толщиной, а с котлеты чтоб прям жир капал. Душу продам за жирную котлету!
Я торопливо открыла в телефоне приложение для доставки еды, поставила геометку на тётин дом, но с прискорбием обнаружила, что «Нас тут ещё нет» – и грустный смайлик.
– А у вас по ночам еду не доставляют, что ли? – подняла я глаза на Илью.
И заметила, что он нашёл на наличнике старый мазок голубой краски и теперь к нему примерялся, совсем как я пару дней назад. За шесть лет он тоже не вырос.
– У нас и днём её почти не доставляют.
– И даже круглосуточного «Макдональдса» поблизости нет?
– Не-а.
– Эх… – несчастно опустила плечи я. – Прощай, котлета.
– Что, прям очень голодная?
– Угу, – покивала я, по-детски оттопырив нижнюю губу.
И тогда Илья достал из кармана ключи, подкинул их в воздухе и сказал:
– Ну раз так – вставай, поехали.
Пока он вёз меня куда-то – ночью, через лес, в «буханке», – я смиренно помалкивала, накручивала на пальцы завязки от худи и обдумывала два вопроса.
Первый: есть ли тайный смысл в том, что Илья снова назвал меня Малевичем? Это прозвище с его лёгкой руки приклеилось ко мне ещё тем летом, и я уже точно не помнила почему. То ли из-за увлечения рисованием, то ли из-за похожего имени, то ли из-за моих пылких монологов в защиту «Чёрного квадрата», ну правда, этот художник – гений. В какой-то момент Малевичем меня стали звать почти все, даже у тётушки проскакивало, но только Илья умел произносить это так, что я таяла, как другие тают от всяких «птичек» и «рыбок». А сейчас снова назвал, я не подала вида, но и не могла понять, случайно ли это вырвалось по старой привычке или… нет.
Второй: почему Илья сегодня приехал к тёте Агате? С этой дурацкой кошкой я даже не спросила сразу и теперь будто бы боялась: вдруг выяснится, что зашёл по каким-то совсем тривиальным делам вроде вернуть пустой контейнер от Тузиковых печенек или поблагодарить тётушку за бутерброды, а вовсе не по той причине, что я напридумывала. А ведь я напридумывала! Несмотря на… всё.
Илья свернул с шоссе на дорогу к соседнему посёлку. Тот был крупнее нашего раз в пять и мог похвастаться такими благами цивилизации как школа, дворец культуры, музей, кирха, аж несколько магазинов, с десяток гостевых домов, кафешек и точек продажи копчёной рыбы.
– Котлеты закрыты, – сообщил он, когда мы промчались мимо ресторана. – Но есть самая вкусная на свете ночная шаурма, будешь?
– Очень буду! – восторженно закивала я.
Мы вышли из машины около какой-то невзрачной палатки в утопающем в ароматных цветах переулке, из окошка тут же высунулась голова темноокого уроженца южных стран, и они с Ильёй завели беседу, но я не слушала, я заворожённо смотрела на вертел с поджаристым мясом, настолько аппетитным, что даже отравиться и умереть не жалко.
Следующие десять минут, во время которых я жадно следила за творящими чудо руками и усердно сглатывала слюну, были наполнены событиями. Сначала шаурмичных дел мастер пытался выкупить у Ильи мотоцикл, но тот ни в какую не соглашался, зато пообещал заехать на днях проверить, что там барахлит у него в машине. Потом он нескромно поинтересовался, класть ли нам в шаурму лук, и посмотрел так многозначительно, что мы с Ильёй стушевались и неловко переглянулись, но я заверила, что лука можно и побольше. А затем выяснилось, что в палатке не принимали к оплате карты, но Илья так на меня глянул, что я тут же убрала телефон обратно в карман. Напоследок нам выдали две шаурмы, пластиковый стаканчик с маринованными перчиками, мешок костей для «этого твоего зверя» и пожелали хорошей ночи.
Я впилась зубами в тёплый лаваш, едва мы сели в «буханку», и тут же заурчала от удовольствия.
– На пирс? – предложил Илья, чем знатно меня удивил.
Каменный пирс, выдающийся в бухту залива на сотню метров, был достопримечательностью и головной болью посёлка одновременно. Когда-то он служил причалом для выгрузки рыбы при консервном заводике, потом превратился в международный пункт пропуска для маломерных судов, затем вдруг закрылся и порос травой, а сейчас, если верить рассказам тёти Агаты в тот первый вечер после моего приезда, был выставлен на аукцион за какие-то страшные деньги. А ещё в светлое время суток оттуда открывался шикарный вид на дюны, да и рассветы там показывали восхитительные.
