вроде традиции, но сам Лейн перестал попадаться мне на глаза. Говоря так, я имею ввиду, что он больше не донимает меня своим беспрестанным обществом. И здесь одно из двух.
Он либо подогревает мой интерес, после того случая у церкви, либо не хочет рассказывать мне о своём таинственном прошлом.
Впрочем, я и не настаиваю. Мы все имеем право на тайны, мне ли не знать?
Я опускаю руки с фотоаппаратом и смотрю, как разминаются бегуны... Ладно. Смотрю, как разминается Лейн. К нему подходит тренер Лойс, сжимает пальцами его плечо, что-то напряжённо говорит. Светлые волосы треплет ветер, когда Ронни отворачивается и кивает. Тренер отходит, а Лейн замечает меня. Улыбается широко и скрещивает руки на груди, и смотрит так, словно доволен от того, что я пришла якобы полюбоваться на него.
Усмехаюсь и демонстрирую ему фотоаппарат.
Пусть не придумывает себе лишнего.
— Веская причина! — кричит он на всё поле. — И только!
Я смотрю на него через объектив камеры и фиксирую кадр, где Лейн, дурачась, отправляет мне воздушный поцелуй. Улыбаюсь и качаю головой. А затем начинаю щёлкать других участников тренировочного забега.
В конце концов, я здесь именно за этим.
В какой-то момент ребята становятся на стартовую линию и, после отмашки тренера, срываются с места. Я решаю подняться на трибуны, чтобы сделать общие кадры забега.
На верху-то меня и застаёт Кира Додсон.
— Вот ты где! — заявляет она так, словно сбилась с ног, пока меня искала.
Хотя я уверена, что видела её белокурую макушку в крытом проходе на стадион. По-моему, она не пропускает ни одной тренировки своего приятеля. А соответственно, должна была видеть, как сюда прошла я.
— Привет, Кира, — вежливо отзываюсь я и прячусь за фотоаппаратом, намекая Додсон о том, что жутко занята.
Впрочем, понимать намёки Додсон не умеет. Или не хочет.
— Мелисса, на этих выходных я устраиваю ночёвку у себя для самых близких подруг, — садится она рядом со мной и протягивает мне розовый конвертик: — Это твоё приглашение.
О, я стала близкой подругой? Когда только успела?
— Ты приглашаешь меня к себе на ночёвку? — уточняю я на всякий случай, скромно потупив взгляд.
— Именно так. Будем красить друг другу ногти, болтать о глупостях или мальчишках, пить газировку и объедаться пирожными. Но ты не переживай, мои родители будут дома, они проконтролируют, чтобы мы хорошо себя вели и легли спать вовремя. В приглашении так и написано, чтобы ты могла дать прочесть это своим родителям. Им не о чём беспокоится, они обязаны тебя отпустить.
Это они с удовольствием.
Но, чтобы я ночевала у Киры?
Сомнительное удовольствие. Тем удивительнее, что я задаю следующий вопрос:
— А Бонни тоже будет?
— Бонни? — немного удивляется Кира и спешит исправиться: — Бонни Лейн... Ра-разумеется, она там будет!
Судя по реакции Додсон, Бонни Лейн ещё только предстоит получить своё приглашение.
Впрочем...
— Почему ты меня приглашаешь, Кира?
Додсон отрывает взгляд от далёкой фигуры Лейна, который, конечно же, бежит одним из первых, и смотрит на меня с сочувствием:
— Я уже говорила тебе, что не представляю, как ты обходишься без подруг. Каждый человек должен иметь того, кому сможет раскрыть свою душу, поделиться сокровенным, научить, например тому, как стать благочестивой. Подруги делятся друг с другом тем, что знают. Так устроена жизнь. И я всего лишь хочу, чтобы и ты, Мелисса, могла испытать на себе все прелести дружбы.
Женской дружбы, ага. Которой, кажется, не существует.
Уж точно её не может быть между мной и Кирой Додсон. И дело далеко не во мне самой.
Но узнать то, что знают другие... То, что знает о своём брате Бонни Лейн... Это жутко соблазнительно, если быть откровенной.
Я отворачиваюсь от Додсон и снова берусь за фотоаппарат.
— Спасибо, Кира, я обязательно приду.
— Здорово, — хлопает та в ладоши и добавляет с придыханием: — Обещаю, Мелисса, ты не пожалеешь о своём решении.
Хотелось бы.
Додсон осторожно касается моего плеча на прощание: едва задевает его кончиками пальцев, словно боится испачкаться или обжечься, и уходит. Я хмыкаю и иду вниз, чтобы сделать пару снимков на финише.
Пока все заняты тем, что наблюдают за бегунами, я совсем не по-девичьи перебираюсь через ограждение и спрыгиваю на беговые дорожки. Вот только... Подол дурацкого длинного платья за что-то цепляется, и оно поднимается вверх, оголяя мои ноги чуть ли не до пупка. Кожу бедра жжёт царапина.
Костерю все длинные платья в своём гардеробе на чём свет стоит и спешно пытаюсь отцепить подол от шляпки гвоздя. Вот только поздно. Кто-то из бегунов мне пошло свистит. Скорее всего, это придурок-Лейн. И как только воздуха в лёгких хватает на бег и свист?!
Понимаю, что очень скоро ребята смогут разглядеть всё как следует, и остервенело дергаю платье на себя. Ткань с треском рвётся. Я, разумеется, падаю на задницу. Сердце колотится, как сумасшедшее. Спешно оправляю платье и прячу лицо в ладонях. Кажется, я ушибла многострадальное бедро...
Ненавижу длинные платья! Вот кто меня просил лезть через ограждение?!
Множественный топот ног всё ближе, и я решаю провести эту минуту позора на земле, не отнимая от лица рук. Издалека ребята не могли увидеть всё. Я слышу смешки, к которым была готова. А вот к тому, что Лейн остановится возле меня и, тяжело дыша, задаст свой вопрос, я не готовилась:
— Ты как... Кол-линз? В... поряд-ке?
Как же его первенство в забеге? Променял его на то, чтобы надо мной поиздеваться?
Я убираю руки, смотрю на взмокшего парня, а следом слышу от Эдисона:
— А ножки у монашки что надо!
Громче всех над оригинальностью шутки смеются девочки. Тут не то, что о дружбе речи нет, тут и с обычной женской солидарностью проблемы.
Так как я смотрю на Лейна в этот момент, то вижу, как он неприязненно морщится на реплику Эдисона, а затем протягивает мне руку:
— Может, ты уже поднимешься, растяпа?
— Тебя задевает то, что надо мной смеются, Лейн? — спрашиваю я с деланным сочувствием. — Даже интересно почему...
— Просто встань с дорожки, Коллинз, — злится он.
Забавно.
— Все увидят, как ты помогаешь монашке, Лейн, — с выражением смотрю я на его руку. — Даже странно, что ты не подумал об огласке, когда звал меня на свидание. Или рассчитывал, что об этом никто не узнает? Зря.
